Яйца, бобы и лепешки

Я уже собрался описать ему все обстоятельства, когда словно некий голос шепнул мне: «Воздержись!» Что-то сказало мне, что Таппи пребывает в мерзейшем настроении и намерен отказать мне – да, мне, старому школьному другу, который знает его с тех самых пор, когда он носил итонские воротнички. И в тот же миг я заметил на стуле у двери его цилиндр. Таппи ведь не из тех чиновников, которые бьют баклуши в Уайтхолле в костюмах для тенниса и соломенных канотье. Он одевается строго корректно, и я уважаю его за это.

– Зачем, собственно, – сказал Таппи, – тебе нужны деньги?

– На личные расходы, малышок, – ответил я. – Прожиточный минимум сейчас очень высок.

– Что тебе требуется, – сказал Таппи, – так это работа.

– Мне требуется, – напомнил я ему, потому что если у старины Таппи и есть недостаток, так это привычка отвлекаться от темы, – всего пятерка.

Он покачал головой в манере, которую мне было неприятно видеть.

– Для тебя крайне вредно бездельничать на занятые суммы. Не то чтобы я их для тебя жалел, – сказал Таппи, и по высокопарности его выражений – чисто в духе министерства иностранных дел – я понял, что в указанном министерстве что-то не заладилось. Вероятно, проект договора со Швейцарией слямзила какая-нибудь иностранная авантюристка. Там такое случается чуть не каждый день. Таинственные дамы под вуалями заскакивают к старине Таппи, занимают его разговорами, а когда он оглядывается, то видит, что длинный голубой конверт с важнейшими документами бесследно исчез. – Не то чтобы мне жаль денег для тебя, – сказал Таппи, – но тебе действительно необходимо найти какую-нибудь постоянную работу. Мне следует подумать, – сказал Таппи. – Мне следует подумать, поискать.

– Ну а пока, – сказал я, – как насчет пятерочки?

– Нет. Я не намерен одалживать тебе пятерку.

– Всего пять фунтов, – не отступал я. – Пять малюсеньких фунтиков, Таппи, старый конь.

– Нет.

– Ты можешь записать их в книгу служебных расходов и перекинуть бремя на плечи налогоплательщиков.

– Нет.

– И ничто не способно тебя тронуть?

– Нет. И я крайне сожалею, старина, но должен попросить тебя убраться. Я жутко занят.

– Ну ладненько, – сказал я.

Он снова зарылся в документах, а я потопал к двери, забрал цилиндр со стула и удалился.

На следующее утро я завтракаю себе, и вдруг вваливается старина Таппи.

– Послушай, – говорит Таппи.

– Выкладывай, малышок.

– Помнишь, ты приходил ко мне вчера?

– Помню. И ты пришел сказать, что передумал насчет этой пятерки?

– Нет, я не пришел сказать тебе, что передумал насчет этой пятерки. Я собирался сказать, что я не обнаружил моего цилиндра, когда встал, чтобы покинуть кабинет.

– Жаль-жаль, – сказал я.

Таппи прожег меня сверлящим взглядом:

– А ты его не брал?

– Кто? Я? Для чего мне цилиндр?

– Совершенно непонятно.

– Думаю, выяснится, что его слямзил международный шпион или кто-нибудь вроде.

Таппи на несколько минут погрузился в размышления.

– Крайне странно, – сказал он. – Со мной такого никогда не случалось.

– Наш опыт непрерывно обогащается.

– Ну, не важно. Собственно, я пришел сказать, что подыскал для тебя работу.

– Да неужели?!

– Вчера вечером в клубе я познакомился с человеком, которому нужен секретарь. Ему нужен кто-то, кто будет держать в порядке его бумаги и все такое прочее, так что печатанье на машинке и стенографирование не обязательны. Полагаю, стенографировать ты не умеешь?

– Не знаю. Никогда не пробовал.

– Ну так завтра тебе надо явиться к нему утром в десять. Его фамилия Булстрод, ты найдешь его в моем клубе. Великолепный случай, так что, Бога ради, не проваляйся в постели до десяти.

– Не проваляюсь. Я буду на ногах, готовый в сердце к судьбе любой.

– Да уж, постарайся.

– И я глубоко благодарен тебе, Таппи, старый конь, за эти высоко ценимые услуги.

– Не стоит благодарности, – сказал Таппи и остановился в дверях. – Только вот эта тайна цилиндра…

– Неразрешимая, на мой взгляд. И я бы перестал о нем думать.

– Только что был тут – и вдруг исчез.

– Как похоже на жизнь! – сказал я. – Заставляет задуматься, и все такое прочее.

Он отвалил, и я как раз доедал завтрак, когда вошла миссис Бийл, моя квартирная хозяйка, с письмом в руке.

Письмо было от Мейбл с напоминанием, чтобы я обязательно приехал на Аскотские скачки. Я перечел его три раза, пока поглощал яичницу, и не стыжусь сказать, Корки, что на глаза мне навернулись слезы. Подумать только, для нее это было так важно, что она специально посылала письма, настойчиво уговаривая меня присутствовать там. Мне показалось, что шансы б-та свелись к нулю. Да, Корки, в тот миг мне прямо-таки стало жаль б-та, который по-своему был вполне сносным типусом, хотя и прыщавым.

В тот вечер я завершил последние приготовления. Пересчитал наличные: достаточно на поездку туда и обратно, билет на трибуну и в загон и что-то около пятнадцати шиллингов, чтобы перекусить и на прочие расходы, а еще заначка в десять шиллингов, чтобы сделать ставку. В финансовом отношении я был в полном ажуре.