Иафет в поисках отца

— Ньюланд, вам еще нет двадцати трех лет, — ответил Мастертон, — и вы уже имели двух истинных друзей, оба они сильны, каждый в своем роде, то есть лорд Виндермир и я, и вы уже успели двух сделать счастливыми. Поверьте мне, что этим вы много уже сделали для своих лет. Вам еще много остается жить; живите, чтобы еще более нажить друзей, лучшую репутацию и чтобы делать добро. Чтобы быть благодарным за добро, надобно перенесть с твердостью испытания. Вам еще остается узнать, где искать настоящее счастье. Если вы в таком неприятном расположении духа, сходите к леди де Клер и посмотрите на нее и на ее дочь, и когда вспомните, что вы это все сделали, тогда уверуете, что не напрасно живете.

Чувства мои были в слишком большом волнении, и я не в состоянии был говорить.

— Когда видели вы их в последний раз? — продолжал Мастертон.

— Я ни разу не был у них с тех пор, как с вами вместе заезжал к ним.

— Как! Вот уже почти два месяца, и вы у них не были! Вы дурно делаете, Иафет. Они будут обижены вашим невниманием. Писали ли вы, по крайней мере, им, или не слыхали ли чего-нибудь о них?

— Я от них получил одно или два приглашения, и так как не был тогда в расположении духа, то не воспользовался этой учтивостью!

— Учтивостью!.. Вы виноваты, Иафет, кругом виноваты. Вы совершенно упали духом, иначе вы бы, верно, этого не сделали. Я думал, что вы лучшего, твердого характера, но кажется, что вы только плывете по ветру, а против него ничего не можете сделать. Потому что вас не хвалят и не льстят вам, вы поссорились со всем светом; не правда ли?

— Может быть, вы и правы, мистер Мастертон.

— Я знаю, что я прав, а вы неправы. И теперь я серьезно на вас рассержусь, если вы не съездите к леди де Клер и ее дочери как можно скорее.

— Я исполню ваше приказание, мистер Мастертон.

— Мое желание, а не приказание. Приходите ко мне, Иафет, когда возвратитесь от них. Пора перестать лениться. Вспомните, что вам снова надобно начинать жить в свете и что до сих пор вы шли фальшивым путем. Вам надобно приучаться к труду и научиться верить в Бога и добрую совесть. Мы долго говорили о вас с лордом Виндермиром, и когда вы придете ко мне, то я расскажу, что мы намерены для вас сделать.

Глава LII

Я ушел и, успокоившись немного, на другой день отправился к леди де Клер. Она приняла меня как родного, а Сецилия обрадовалась, как будто видела во мне своего брата; но они заметили мою грусть и, побранив меня, что я так долго к ним не являлся, спросили причину моей печали. Так как между мной и леди де Клер не было никаких секретов, то я был рад сообщить им мое горе.

Лорд Виндермир не имел ничего общего со мной ни по летам, ни по званию. Мастертона занимала одна материальная сторона, а Тимофей, хотя и был добр, но ему чужды были мои понятия, и притом, все они были мужчины.

Ласковое, приветливое утешение женщины было для меня чудным облегчением от горя. Пробыв у леди де Клер три дня, я расстался с ними в гораздо лучшем расположении духа и пошел к Мастертону, который сказал мне, что лорд Виндермир хочет доставить мне место или в военной, или в гражданской службе, или, если я желаю, то могу учиться правоведению у Мастертона. Если же ни одно из этих предложений не нравится мне, то я могу объявить лорду собственное желание, и он сделает все, что только в состоянии будет сделать

— Теперь, Иафет, ступайте домой и подумайте хорошенько об этом, и когда решитесь на что-нибудь, то дайте мне знать.

Я поблагодарил Мастертона и просил передать мою признательность лорду Виндермиру. Возвращаясь домой, я встретил одного капитана, Акинсона, который пользовался не самой лучшей репутацией и которого я, по совету Карбонеля, держал от себя на благородной дистанции. У него было некогда большое состояние и, лишившись его разными обманами, он, как это часто случается, принялся сам надувать других. Приятная наружность доставила ему вход в лучшее общество. А слава известного дуэлянта (он застрелил трех или четырех человек) заставила всех быть с ним вежливыми, потому что за всякую двусмысленность на свой счет он вызывал на дуэль. '

— Любезный Ньюланд, — сказал он мне, подавая руку, — я слышал о вашем несчастья, и некоторые слишком вольно об этом рассуждали. Я очень рад вам сказать, что сейчас же остановил эти толки, сказав, что почитаю это за личную обиду.

Три месяца тому назад я бы очень учтиво поклонился капитану Акинсону и пошел бы далее, но теперь, когда чувства мои переменились, я взял его руку и пожал дружески.

— Я очень вам благодарен, капитан. В этом свете гораздо более людей, склонных к злословию, нежели к защите.

— И всегда так будет. Я помню, как меня принимали, когда я вступал в свет богатым молодым человеком, и потом как от меня бегали, когда карманы мои опустели. Я понимаю теперь, отчего со мною учтивы, и знаю цену этим учтивостям. Не угодно ли вам взять меня под руку; нам, кажется, идти одной дорогой.