Исполняя свои обещания, я на другой же день отправился к Гаркуру и объявил ему, что намерен уехать дня на два за город к Флите, которая поручена мне, и потом сказал ему:
— Гаркур, в то время, когда мы вместе были в обществе, я не считал нужным разуверять вас в том, в чем и сам майор Карбонель обманывался, и невольно обманул весь свет. Но теперь, когда вы хотите познакомить меня с вашим семейством, я не могу и не должен оставить вас в прежнем заблуждении. Все думают, что я наследник огромного и богатого имения, в распоряжение которым вступлю, достигнув положенного возраста. А я, напротив, имею едва достаточные средства поддерживать скудную жизнь, и только дружба и расположение лорда Виндермира помогают мне. Вы видите во мне сироту, оставленного своими родителями, сироту, у которого одна мысль — отыскать свое родство. Но я имею причины предполагать, что я не низкого происхождения. Я должен был это сказать вам, чтобы вы обдумали ваше приглашение.
Гаркур некоторое время молчал
— Вы меня очень удивили, Ньюланд. Но, — продолжал он, протягивая мне свою руку, — я вас почитаю и люблю еще более, нежели прежде. С десятью тысячами годового дохода вы были выше моего состояния, а теперь мы равны. Будучи младшим братом, я тоже имею только средства к скромному существованию; все имение моего отца назначено старшему брату, который должен поддерживать свой титул и большое семейство, почему он и не может мне уделять много. Без сомнения, вы желаете, чтобы сказанное осталось между нами тайной?
— Напротив, я желаю, чтобы все это знали.
— Очень рад. Я сначала скажу отцу о вас, как о человеке очень богатом, а потом передам ему все, что вы говорили мне теперь. Вы, верно, еще более понравитесь ему в настоящем положении, нежели в мнимом богатстве.
— Благодарю, Гаркур, когда-нибудь я вам расскажу все подробности моей жизни. Но я не должен, однако, надеяться, чтобы все поступали со мною так благородно, как вы.
— Может быть; но не в этом дело. Следующую пятницу мы едем?
— Очень хорошо, — ответил я, пожав ему руку, и мы расстались.
Глава XXXVII
Поведение Гаркура, конечно, должно было придать мне бодрости, если бы я не совсем решился следовать советам Мастертона, но я твердо решился исполнять их. Возвратившись домой, я с самодовольным видом думал, что сделал доброе дело. На следующее утро я отправился к Флите, и так как мы давно не виделись, свидание наше доставило нам большое удовольствие. Она очень выросла и похорошела: моложавое личико, черные глаза показывали пятнадцатый или шестнадцатый год, потому что настоящих ее лет мы не знали. Умственные ее способности были также развиты. Содержательница пансиона хвалила мне ее послушание и прилежание и спрашивала, не хочу ли я, чтобы ее учили музыке и рисованию, говоря, что Флита к обоим этим искусствам имеет природную способность. Я согласился, и сирота, сестра моя, в знак благодарности обняла меня, как брата. Пылкие молодые чувства мои вспыхнули в объятиях пятнадцатилетней девушки, и она сделалась для меня более, нежели сестра — я люблю ее и невольно передал ей пламя моего сердца, которое она поняла и, казалось, приняла с восторгом. Потом я взял у нее цепочку, говоря, что могу по ней сделать важные открытия. Она хотела непременно знать, в чем дело, но я на этот раз ей ничего не сказал. Опасаясь, чтобы местопребывание ее не было открыто агентом Мельхиора, я из предосторожности подтвердил Флите, чтобы она никак не оставляла пансиона в случае, если товарищи Мельхиора откроют, где она живет; даже если бы доставили ей письмо от моего имени, то и тогда она не должна исполнять их требований, если оно не будет принесено самим Тимофеем. То же повторил я и содержательнице пансиона и, заплатив ей за все издержки, отправился домой, обещая наведываться чаще. Возвратясь в город, я отдал цепочку Мастертону, который ее запер в свой железный сундук.
В следующую пятницу Гаркур с лакеем и я с Тимофеем отправились к его отцу и приехали туда во время обеда. Я был принят радушно семейством, которое составляли три молодые, прекрасные и любезные девушки и взрослый сын. На другой день я заметил, что отец Гаркура был чрезвычайно ко мне внимателен и предупреждал все мои желания. Я прожил там около двух недель и никогда не был счастливее. Вскоре меня стали считать как бы членом семейства. Однако ж я всякий раз, ложась спать, делался грустнее, представляя себе, как счастлив тот, кто имеет отца, сестер, семейство, с которыми можно разделить свое горе и радость. У меня катились слезы, когда я лелеял в душе своей счастливый круг родных. Ничто не может быть пленительнее общей радости в дружном семействе. Когда я расставался с ними, на глаза мои невольно навернулись слезы, в мыслях же все рисовался образ прелестных девушек.
— Сказали ли вы, Гаркур, отцу, что я вам так откровенно доверил?