Ячейка (ЛП)

Связь была необходима для нормальной работы огромных агро-галерей на бескрайних равнинах Рередоса, земли которых использовались, чтобы выращивать продовольствие для оккупационных войск и на экспорт. Они кормили врага зловонной фиолетовой кашей из быстрорастущих мясистых стручков, которые начинали гнить, едва поспев, рассыпая споры, убивавших рабочих, которые ухаживали за растениями. А когда-то они выращивали лучшие зерновые культуры в галактике. Их не портили гибридизацией, не тормозили искусственно рост, не модифицировали генетически ради более высоких урожаев и практически не повышали их устойчивость к заболеваниям. Восемьдесят процентов продукции шло на продовольствие для армий Императора, но остальное, отборные двадцать процентов, тысячи лет служили сырьем для производства лучших сортов пива в Империуме.

Грудные фильтры защищали от пыльцы с тонких как бумага цветов лучших пород хмеля, росших в галереях, и не позволяли рабочим дышать на бесценные растения. Лучшие из рабочих награждались аугметикой, повышавшей их ловкость и позволявшей лучше выполнять нормы. Они могли не только ухаживать за самыми высокими и хрупкими частями растений, но их телескопические голени могли быть вытянуты так, что рабочие были способны проходить пешком большие расстояния в самых дальних туннелях без необходимости использовать машины, загрязняющие атмосферу.

Огромные сводчатые галереи тянулись по равнинам Рередоса, когда-то чистые, белые и сияющие; теперь две трети из них стали серыми и закопченными, сквозь их заляпанные фиолетовой слизью крыши проникало мало света, и зараза распространялась дальше. Растения хмеля давно погибли, выкорчеванные или сожженные охранниками, патрулировавшими агрокомплексы; рабочие продолжали трудиться, тонкие, хрупкие по сравнению с бледными угловатыми монстрами, охранявшими их, едва похожими на людей.

— Все? — спросил старик, сгорбившийся над стаканом чего-то, налитого из бочки, в которой когда-то — давно — вероятно, было пиво.

Женщина, стоявшая с другой стороны стойки, не взглянула на него; она еще раз вытерла полотенцем мутный стакан и поставила на полку.

— Нет, — сказала она.

— Осколки? — спросил старик, поднеся ко рту стакан, чтобы замаскировать произнесенное слово.

— Прошли, — сказала женщина.

— Мальчишка? — старик поставил стакан на стойку.

— Нет, — женщина направилась вдоль стойки к другому клиенту.

Они должны были вынести эти проклятые штуки из галерей. Большая часть туннелей была расчищена для посадки других растений, и только Император знает, какой вред эти новые растения могли им причинить. Они могли обуглиться, или споры могли вызвать коррозию, а если нет, то побочные эффекты множества смертей среди рабочих и слизь, которую выжившие каждый день вытряхивали из своих фильтров, могли причинить не меньше вреда. Они были самым важным ресурсом подпольщиков, ключом к тому, чтобы призвать Империум на спасение планеты.

Их нельзя был оставлять здесь, но вынести их оказалось долгим и трудным делом. Одна лишь первая часть работы — изготовить осколки и передать их священнику — уже дорого стоила подпольщикам, а время и ресурсы были уже на исходе.

Он не мог спросить, почему священник не передал осколки мальчику, или что священник собирался делать с ними. Он был сменен в два часа и не узнал даже имени священника, ничего о нем. Он вернется в ячейку ни с чем. Он часто и раньше возвращался ни с чем. Но раньше не было ничего настолько критически важного; ничего, что могло бы означать спасение целой планеты.

Лазган грохнул, дернувшись в руках Бедло, хотя должен был при выстреле издавать лишь треск и оставаться неподвижным. Бедло и его товарищи-подпольщики прятались в этом здании два дня, скрываясь от экскубиторов и глифов, пытаясь превратить свою ячейку в эффективный партизанский отряд. Как известно, тренировка ведет к совершенству.

Бедло давал советы и инструкции, его голос громко — слишком громко — звучал между выстрелами. Было бы лучше давать сигналы жестами, если бы новички могли их выучить, но сейчас приоритетом было изучение оружия.

Гаков лазган был дефектным. Он скорее убьет стрелка, чем врага. Бедло снял ремень лазгана, перекинув его через голову, и с отвращением отбросил оружие.

— Все, — крикнул он. — На инструктаж.

Веско взяла на плечо длинноствольный лазган и вышла. Она была в ячейке достаточно долго, и знала, что будет сказано на инструктаже. Они с Маллетом по очереди патрулировали периметр их «учебной базы», охраняя детей, пока те учатся быть партизанами. Сейчас была ее очередь.

Маллет подобрал неисправный лазган Бедло и начал разбирать его. Он говорил очень мало, но знал и любил оружие почти до помешательства. Для него война была лучше мира, а оккупация — еще лучше.