Поэту нездоровилось. Таблетки, которые тот пил, помогали мало. К тому же стремительно темнело, поэтому пришлось соорудить временный лагерь. Поэт достал из своего мешка, который он называл рюкзаком, удивительный нож: тот раскладывался и состоял из нескольких лезвий. Имелась даже пилка, которой можно было отпилить сучья. А вот топорика, к сожалению, ни у кого не было. Впрочем, как и еды. Лишь у поэта нашлась пара бутылок воды, тушёнка, копчёная колбаса и хлеб. Приш с любопытством разглядывал продукты, заодно запоминая незнакомые слова: похоже, Глеб был из другого мира. Про Мёнгере он бы не сказал так уверенно. Хотя она тоже выглядела необычно, по мнению Приша, но Темногорье большое.
А Глеб про Темногорье ничего не слышал. Пожал плечами, и всё. Но толку от него сейчас ноль: трясётся так, что всё тело ходуном ходит. И накинуть нечего: Приш сам в лёгкой куртке. Хорошо, что не снял, когда в комнату поднялся. Да и вообще, оплошал – ничего с собой не взял. Как ребёнок. Мёнгере тоже легко одета: полотняные штаны, длинное платье с разрезами по бокам до бёдер и платок на голове. А уже осень, ночи прохладные. Нужен костёр.
Он и Мёнгере отправились за хворостом: сухое дерево лучше горит. Лисичка, которую девушка называла Хухэ, с ними. Набрали не быстро: девушка сначала не понимала, что она тоже должна таскать сучья. Такое ощущение, что никогда не работала, Приш даже ощутил скрытое раздражение. Достались же попутчики: один болеет, вторая неумёха. И главное, то слова от неё не добьёшься, а то, когда он попытался ею руководить, сразу отбрила: «Не бери на себя больше, чем сможешь унести». И таким холодом повеяло, что не по себе стало: кто она такая? Ещё и Хухэ раздражённо затявкал: мол, его хозяйку обидели.
Пришлось объяснять доходчиво, что он один не справится. Только это её и расшевелило. Ей ведь тоже ночью греться надо, а иначе замёрзнет в своей одёжке. Затем притащили небольшое поваленное дерево – сидеть на нём. Летом на земле спать нормально, к тому же можно нарвать папоротников или лопухов на подстилку, поздней осенью сойдут опавшие листья, если дождя не было. А сейчас нет ничего. Какие-то они незадачливые путники, при себе даже огнива нет. Хорошо, у Глеба нашлись палочки, которые он называет спичками, – удобное приспособление.
Сначала загорелись мох и тонкая береста, затем пламя охватило хворост. Приш накопал корней лопуха и запёк в костре – есть можно. Тем более с колбасой. Очень вкусная оказалась еда, хотя и сухая. Утром они грибов поищут, наверняка есть. А сейчас уже темень. Приш переживал: хоть бы веток хватило до утра, а то придётся дрожать вместе с остальными. А спать хочется. Несмотря ни на что. Во что он ввязался? А если они не дойдут до радуги? Тогда… Тогда Приш никогда не увидит родителей. Вот и всё. Дурак он. Приш украдкой развернул записку Алисы: только это и держит, не даёт разнюниться как девчонка. Он всё сделает, чтобы вернуться!
Уселись на бревне, как куры на насесте. Радует, что костёр жаркий, согрелись. Хухэ рядом в клубок свернулся. Ему хорошо – шкура греет. Глеб тоже задремал. И как-то вышло, что его голова на плече Мёнгере оказалась. А та ничего, сидит прямо, словно у неё вместо позвоночника палка вставлена. Любой позавидует такой осанке. А потом и Приша сморило. Уткнулся щекой в коленки, руки под голову сложил, так и вырубился.
Утром спохватился, а костёр не погас. Видимо, Мёнгере хворост подбрасывала. Поэт за ночь с бревна сполз – неудобно на нём спать. А она так и сидит, не шелохнётся. Приш шепнул: «Спасибо», а Мёнгере только кивнула. Потом всё же добавила: «Здесь страшно». Приш пожал плечами: лес как лес. Сосен много, но ели тоже растут. И лиственных деревьев полно: ольхи и орешника. Такой лес смешанным называется. В сосновом бору видимость хорошая, а здесь сплошные заросли. Что её так смутило? Понятно, что звери могут быть, но они к костру не сунутся. А может, Мёнгере и в лесу никогда не была? Приш не выдержал:
– Ты откуда?
Она рассеяно окинула кусты и деревья взглядом и невпопад ответила:
– Здесь сороки водятся?
Приш от удивления не сразу ответил:
– Конечно.
– Всегда мечтала увидеть. У нас есть сказка про эту птицу, а наяву её никто не видел.
Она немного помолчала, а затем добавила:
– Я из Алтанхота, Золотого города. Это на Чёрном побережье.
Она неспешно рассказывала, а Приш слушал с открытым ртом. На самом деле Мёнгере совсем не простая девушка – она царица. А они бывшими не бывают.
– Они выбрали мою сестру, а меня изгнали, – закончила она.
– Поэтому ты и прячешь лицо? – спросил Глеб.
Оказалось, он уже проснулся. Мёнгере промолчала.
– И мазь для заживления ран, – продолжал поэт. – Что у тебя с лицом?
Пришу хотелось его одёрнуть: ну что привязался к человеку?
Мёнгере с достоинством сняла платок: обе щеки были расчерчены шрамами. На них уже образовалась побуревшая корка. Но в глаза бросилось не только это.
Мёнгере выглядела чуть старше Приша и была очень красивая. Прямо как принцесса из книги сказок. Приш и не знал, что такие существуют в жизни. Если бы не Алиса, он бы, наверное, сразу влюбился.