Яблоко раздора

Курочкин внезапно подумал, что давненько уже не встречал на городских улицах обшарпанных и залатанных милицейских канареечек или стрекучих мотоциклетов с колясками, которые были слышны за версту и при встрече с пешеходами обдавали тех плотным вонючим дымом из выхлопных труб. Дмитрий Олегович еще помнил газетные карикатуры, где злоумышленники, вооруженные до зубов, на роскошных иномарках легко отрывались от преследователей-милиционеров с пистолетиками, оседлавших древние стрекоталки. Теперь же эти картинки явно стали достоянием прошлого. Всего за год-два городские стражи порядка приобрели солидную экипировку, пересели сплошь на зарубежные машины и мотоциклы, надежно обустроили свои опорные пункты. Американские полисмены – да и только! О чем еще мечтать законопослушному гражданину?

И все же Дмитрию Олеговичу было страшновато заходить в это чистое веселенького цвета здание на улице Летниковской. Наверное, срабатывал комплекс интеллигента – железное правило, согласно которому работники умственного труда обязаны были сторониться работников свистка и пистолета, чтобы ненароком не получить по очкам и шляпам. Для профилактики.

«Комплексы надо преодолевать!» – мысленно приказал себе Курочкин, однако не перестал обшаривать глазами фасад здания в надежде обнаружить где-нибудь сбоку объявление со спасительным словом ремонт. Увы, ремонта яичный фасад определенно не требовал. Но, может быть, внутри… какая-нибудь, штукатурка?…

– Ты чего тут встал? – властный голос мигом вернул Дмитрия Олеговича от мечты к реальности. К Курочкину обращался статный милицейский молодец в ладно пригнанной форме, в пластиковом шлеме и с коротким автоматом наперевес. На поясе у молодца в порядке висели дубинки, наручники и маленькая рация – новенькая и аккуратная.

– Эй! Я тебя спрашиваю! – властный голос затвердел.

– Я… Тут… – испуганно вякнул Курочкин. Он вдруг сообразил, что если этот страж законности и порядка сейчас обнаружит у него в дипломате краденые доллары, то выйдет вовсе не явка с повинной, а задержание с конфискацией. Совсем другая статья и небо в клеточку. И, что самое обидное, попробуй-ка докажи свою невиновность. Фармацевт, кандидат наук, ранее не судимый? Хорошая характеристика из НИИ? Ну, и что с того? В памяти сразу всплыли слова покойного урки. Он-то, урка, сразу заподозрил в Дмитрии Олеговиче начинающего ворюгу. Этакого инженерика, осваивающего премудрости гоп-стопа.

– Я… прогуливаюсь… – выдавил Курочкин, стараясь совсем не скиснуть под неумолимым взглядом милиционера.

Страж порядка сурово хмыкнул: улица Летниковская была далеко не самым лучшим местом для прогулок. Из всех окрестных достопримечательностей самой крупной был милицейский участок.

– Что-то ты врешь, дружок, – проницательно заметил страж с автоматом. – Гуляют по Арбату, по набережной… Говори, чего здесь надо? – на беду Курочкина, у патрульного явно не было никаких срочных дел.

– Ничего! Ничего мне не надо, – забормотал Дмитрий Олегович, стараясь как-нибудь понезаметнее спрятать за спиной руку с дипломатом. – Я иду себе… в овощной магазин, – добавил он, сам не зная зачем.

– В овощной? – милиционер сурово насупил брови, кажется, всерьез заинтересовавшись подозрительным гражданином. – Но он-то совсем в другой стороне!

– В другой? – глупо переспросил Курочкин. – Вот незадача. Выходит, заблудился я… – Курочкин начал медленно, шажок за шажком отодвигаться от бдительного патрульного. – Тогда пойду в другую сторону…

Всего пять минут назад он намеревался отдаться в руки родной милиции. Теперь же он не чаял вырваться из этих же самых рук. Диалектика. Или, как сказала бы его Валентина, «обалдуй – это диагноз!». С грустью Дмитрий Олегович признал справедливость этой фразы: при нулевом природном везении шансов остаться на свободе у Курочкина практически не было.

– Стой-ка, дружок! – патрульный властно поманил Дмитрия Олеговича пальцем. – Я с тобой еще не закончил… Что это у тебя в чемодане? Случаем, не бомба?

Курочкин понял: на чистосердечное признание ему осталось секунд пять. Он уже набрал в грудь побольше воздуха, чтобы на выдохе рассказать все-все про убитых в подворотне, мертвого урку и четверть миллиона долларов, но тут с грохотом распахнулась чисто вымытая дверь милицейского участка, и из нее на большой скорости вылетел круглый человек. Не вышел, не выбежал, а именно вылетел. Как птица. Или как камень. Или как птица, подбитая камнем. Последнее сравнение было, пожалуй, наиболее уместно.

– 5 –

У подбитой птицы было лицо кавказской национальности: кавказский нос, кавказский ежик седых волос, кавказские – навыкате – глаза, один из которых был украшен быстро набухающим синяком. После неудачного приземления на асфальт Летниковской улицы такие же кровоподтеки должны были возникнуть на руках и на ногах. И дай бог, если все ограничивается только синяками…

– Ох-х, – простонал раненый горный орел и попробовал встать на ноги.