Яблоко раздора

На том и порешили. Через неделю столы в кабинетах стали разбухать от бумаг, которые прежде Ирина Андреевна, по натуре своей трудолюбивая и аккуратная, выносила во двор и предавала огню, приговаривая при этом: «Мать честная, это сколько же надо чернил извести на бесконечную писанину». Вскоре в коридорах и в кабинетах НИИ по многочисленным следам на полах можно было изучать курс криминалистики, а на пыльных столах вычерчивать формулы и уравнения. На первых порах звонили в подшефную школу и ребята охотно забирали макулатуру, а потом стало невмоготу. Бубыркин спал с лица, охладел к театру и не прельщали его, как прежде, шедевры литературы, торговый дефицит. Лишь иногда позволял себе сауну, чтобы снять душевный стресс. Дискомфорт уже отравлял жизнь.

Ирина Андреевна прослезилась, когда однажды увидела в своем доме почтенную делегацию во главе с доктором наук Фомой Кузьмичом. Козодой попал в немилость и о ученой степени вспоминал лишь наедине с самим собой. Ирина Андреевна с той поры была вне всякой конкуренции. Институт прекратил давать рекомендации по части оптимизации трудовых ресурсов и сокращения штатов и занялся разработкой глобальных проблем и прогнозов с устремленной в далекое будущее перспективой. А когда наступил базарно-рыночный период дикого капитализма из-за дефицита финансов приказал долго жить.

ЭРУДИТОВ

—Хорош, очень хорош, хоть сейчас в президиум, – взглянув на свое отражение, самодовольно промолвил Лазарь Спиридонович Эрудитов. Затем примерил ядовито-зеленую фетровую шляпу, купленную по случаю сдачи госэкзаменов, и защиты диплома, запись в котором «ученый агроном» его особенно умиляла.

И вот первый выход на люди в новоиспеченном, строго официальном виде. Этому дебюту Лазарь Спиридонович придавал чрезвычайно важное значение, отлично помня первую часть довольно расхожей поговорки о том, что встречают по одежке. Да и за вторую ее часть, что провожают по уму, он не шибко беспокоился. Экзамены позади, выписка из зачетной книжки, в которой рябило в глазах, от удовлетворительных оценок, спрятана в самый дальний ящик, днем не сыщешь с огнем. В дипломе же не записано, семь у тебя пядей во лбу или едва три наберется. Эрудитов машинально накрыл лоб ладонью, прихватив часть залысины.

«Верно сказывают, что мудрую голову волос рано покидает,– мелькнула приятная мысль. – Одно огорчает, что и женщины в связи с этим к тебе теряют прежний интерес. Разве, что наличие валюты способно спасти положение. Все талантливые люди чем-то обижены. Такова судьба, диалектика жизни?!»

Новый дорогой костюм ладно сидел на Эрудитове. На улице жарко, и можно было бы пойти в сорочке с короткими рукавами. Но кто тогда увидит его новенький, блестящий голубой эмалью со снопом колосьев академический знак.

– Нет уж, потерплю, ради такого дела и в тулупе не грех прогуляться, – произнес он и ласково погладил рукой ромбик. Вдруг вспомнил, что во внутреннем кармане старого костюма у него хранится второй академзнак. Он непременно цеплял его к лацкану во время своих поездок в райцентр. Отыскал академический знак с изображением на синей эмали ключа и молота. Стал привинчивать его рядом с новым.

– Это зачем тебе? – спросила вошедшая в комнату жена Дуся.

– Для пущей важности и солидности, – сурово повел бровью Лазарь Спиридонович. – В институте у молодого доцента видел. Он Тимирязевку окончил, а мы тоже не лыком шиты. Гляди, через месяц-другой отдохну от науки и в аспирантуру подамся. Профессор Кузьма Ильич, я думаю, одобрит. Эх, Дуся, заживем мы в городе, устроюсь на кафедре. Таким талантам, как я, место в столицах, а не в глухой провинции. Пусть здесь крестьяне, фермеры землю пашут, а наше дело белые булочки с маслом, черной и красной икрой есть и науку вперед продвигать.

– Эх, Лазарь ты мой сизокрылый, хорошо поешь, да не с твоими знаниями в президиум, – вздохнула Дуся, знавшая интеллектуальную ограниченность своего спутника жизни. Закончив приготовления, он направил свои стопы к конторе, где намечалось собрание. Степенно с распиравшей его грудь гордостью принимал поздравления, намекая, что диплом для него – дело не сложное и он способен на большее. Вдруг неожиданно увидел перед собой Авдотью Сорокину. Зная ее острый язык, попытался улизнуть, но где там.

– Слышь, сынок, – остановила его старушка, помнившая Эрудитова еще босоногим и сопливым пацаном. – Ты, поди, все начальство теперяча за пояс заткнешь, на самую высокую колокольню заберешься и в самое мягкое кресло сядешь?– С чего ты взяла, Авдотья Ивановна? Твои бы слова, да до Бога, – польщено проговорил Эрудитов.

– Дак я гляжу у всех сельских начальников по одному значку на пиджаках, а у тебя аж два. Должно быть, выслуга, объясни мне, старой, неграмотной?