Яблоки Тьюринга

— Ну, а ты как думаешь? По сравнению с расшифровкой сигнала любой из языков древности — сущие пустяки, к тому же у нас нет никакого розеттского камня.

Послушай, Джек — наши компьютеры по обработке информации в Институте теоретически очень умные, но их мощность ограничена. Когда процессоров и памяти не хватает, они становятся немногим лучше вот этого наладонника, — ответил он, махнув карманным компьютером. — А твои программы обработки на порядок мощнее.

Программы, которые я разработал и поддерживал, обрабатывали бесчисленное множество данных по каждому человеку в стране, начиная от ежеминутных перемещений на личном или общественном транспорте, до конкретного названия просмотренных порнофильмов и способа спрятать его от партнёра. Мы отслеживали шаблоны поведения и отклонения от этих шаблонов. «Террорист» — понятие широкое, но оно хорошо подходит для описания того современного явления, которое мы искали. Террористы были иголкой в стоге сена, в котором остальные были миллионами отдельных соломинок.

Постоянный поток данных требовал гигантских объёмов памяти и числа процессоров. Несколько раз мне доводилось видеть компьютеры в бункерах Хоум-Офиса: гигантская сверхпроводящая нейросеть в помещениях настолько холодных, что перехватывает дыхание. Ни у промышленности, ни у научных учреждений ничего подобного и близко нет.

Потому-то сегодня, понял я, Уилсон ко мне и обратился.

— Хочешь, чтобы я прогнал твой внеземной сигнал через мои компьютеры, так? — спросил я. Брат моментально поймал меня на крючок, но я не собирался это признать. Пусть я и отказался от научной карьеры, но, думается, любопытство горело во мне ничуть не меньше, чем в Уилсоне. — И как ты предлагаешь мне получить разрешение?

Он отмахнулся от этого вопроса как от несущественного.

— Что мы ищем, так это шаблоны, запрятанные глубоко в данных, до самого дна — любой распознаваемый элемент, который позволит раскодировать всё… Думаю, ту программу, которая выискивает шаблоны моего использования транспортных карт, в любом случае можно адаптировать для поиска корреляций в сигнале «орлят».

Вызов беспрецедентный!

— Вообще-то, это не так уж плохо. По-видимому, пройдут годы и поколения, прежде чем мы расшифруем сигнал — если вообще расшифруем. Как поколениям эпохи Возрождения потребовалось определённое время, чтобы оценить наследие античности. Фактор времени послужит профилактикой культурного шока.

— Ну так что, Джек, нарушишь за меня правила? Ну давай, решайся. Помнишь, как говорил отец? Загадки вроде этой — вот что мы решаем. Мы оба попробовали на вкус яблоки Тьюринга…

Не сказать, чтобы в нём совсем уж отсутствовала хитрость: он знал, чем меня привлечь. Однако, насчёт культурного шока он оказался неправ.

2029

Двое вооружённых полицейских сопровождали меня в коридорах Института. В огромной стеклянной коробке не было никого, кроме меня, полицейских и служебной собаки. Снаружи было солнечное утро холодного весеннего дня, на синем небе ни облачка — все они разбежались от внезапного сумасшествия Уилсона.

Уилсон сидел в проектном офисе Кларка, за монитором на котором пробегали данные. Он обложил себя вокруг талии пластинами семтекса, а в руке зажал взрыватель.

Мой брат, в конечном итоге опустившийся до террориста-смертника. Полицейские остались далеко снаружи.

— Мы в безопасности, — сказал Уилсон, оглядевшись. — Они нас видят, но не могут слышать. Насчёт этого я спокоен. Мои файерволлы…

Когда я шагнул к нему, он поднял руки.

— Ближе не подходи! Я взорву её, клянусь.

— Господи, Уилсон.

Я замер и умолк, усилием воли заставляя себя успокоиться.

Я знал, что мои парни, теперь подростки, смотрят за каждым движением по шпионским новостным каналам. Может быть, никто нас не услышит, но у Ханны — прелестной одиннадцатилетней девочки — достаточно друзей, умеющих читать по губам. Уилсону такое никогда не приходило в голову. Если мне предстояло умереть сегодня рядом с моим сумасшедшим братцем, я бы не хотел, чтобы дети запомнили, что их отца сломил страх.

Я уселся так близко к Уилсону, как только можно. Опустил голову вниз, и когда заговорил, мои губы едва двигались. На скамье лежала упаковка из шести тёплых банок содовой. Думаю, теперь я всегда буду ассоциировать тёплую содовую с Уилсоном. Я взял одну бутылку, открыл крышку, глотнул. Вкуса я не почувствовал.

— Хочешь содовой?

— Нет, — горько ответил он. — Будь как дома.

— Ну что ты за придурок, Уилсон! Как ты до такого докатился?

— Сам должен знать. Ты мне помог.

— И видит Бог, жалею об этом с той самой минуты, — огрызнулся я. — Ты втянул меня в это, идиот. А после того случая во Франции каждый псих на планете хочет меня прикончить. И детей. Мы под защитой полиции.

— Не надо меня винить. Ты сам вызвался мне помочь.

Я уставился на него во все глаза.

— Это называется лояльность. Ты её начисто лишён, но в других считаешь это качество слабостью, которой надо пользоваться.

— Да, неважно. Какое это имеет значение? Послушай, Джек, мне нужна твоя помощь.

— Я смотрю, это входит в привычку.

Он посмотрел на экран.

— Мне нужно, чтобы ты дал мне время, шанс завершить проект.