Ябеда

Некоторые фургоны представляли собой видавшие виды железные коробки, самым диковинным образом размалеванные яркими пятнами краски. Снаружи скучала под дождем комнатная мебель. Кому они принадлежат, эти фургоны, — цыганам, любителям путешествий? Некоторые были необитаемы, точнее, так думала Нина, пока дверь одного из них не открылась и наружу не вывалился голый по пояс мужик в потрепанных джинсах. Мужик неторопливо подошел к кусту и начал мочиться. Нина отвернулась.

В конце концов она разыскала номер девятнадцать, но перед покоробленной зеленой дверью замешкалась. Каким ветром ее занесло сюда, к черту на кулички, одну-одинешеньку? Но все та же заинтригованная ее половина заставила натянуть на голову плащ, чтоб не предстать перед ним совершенно мокрой курицей. Пока ждала, прикинула — кто мог бы жить в таком унылом местечке? В любом случае, заводить знакомство со здешними обитателями не очень-то хотелось. Хотя если подумать о ее собственном положении… Младший гример, с трудом наскребает на убогую комнатенку над дешевой забегаловкой на захудалой городской окраине. Немногим лучше.

Дверь не открывали. Нина пожала плечами и развернулась. Значит, так тому и быть. Видно, не судьба. Она даже рада. Отчасти. Но, сделав два шажка с бетонного подобия крыльца назад, в грязь, Нина налетела прямо на него. Словно он давно поджидал, наблюдая, как дождь поливает ее.

— Это вы, — улыбнулась она.

— Это я, — подтвердил он.

Голос перекликался с шумом дождя. Он был в черной рубашке и джинсах и промок еще сильнее, чем Нина. Дождь струйками стекал с волнистых волос, которые не шли у нее из головы с той встречи на пристани, потемневшие пряди свесились на лоб. Зрачки — две иссиня-черные кляксы на белом полотне лица. Даже в такой сумятице у Нины в груди дрогнули струны.

— Мои брюки. — Она протянула полиэтиленовый пакет, чувствуя себя совершенно нелепо.

— Правда? — Он пришел в восторг. — Я вставлю их в рамку! — С улыбкой, заменившей приглашение, он отпер дверь трейлера и предупредил: — У меня тут тесновато.

Внутри пахло темнотой, мужчиной, краской. Когда глаза привыкли к полумраку, Нина увидела, что крохотное квадратное помещение сплошь заставлено и завалено разномастными тюбиками, кистями, незаконченными полотнами и набросками. На подоконниках, на полках — банки с мутноватой жидкостью, а то, что могло служить кроватью, покрыто толстым слоем журнальных вырезок и впечатляющих фотографий неба, моря, лиц крупным планом. Он быстренько собрал кое-какие фотографии — Нине показалось, мелькнула обнаженная натура — и сунул в папку. Похлопал по расчищенному местечку — садитесь, но она стояла, озираясь по сторонам.

— Боже! — только и сумела выдохнуть Нина. — Это… это… — Слов не было. — Меня, между прочим, Ниной зовут.

Если перед нею свидетельство того, что творится у него голове, то он уже ей интересен. Судя по всему, мрачноват, но с воображением, переменчив, но не замкнут. Наверняка бывают дни, когда и словом ни с кем не перемолвится, когда с головой уходит в работу, создавая прекрасные картины маслом и акварели.

— Мик, — назвался он.

— Знаю. — Она протянула руку. Он сжал ее ладонь и держал, словно пытался понять, что она за человек. — Вы мне написали, помните?

Нина чувствовала себя очень неловко. Сейчас самый каверзный момент: знакомство состоялось, что дальше? До чего же это трудное дело — заводить друзей, всегда было трудным для нее.

— Я думал, вы пошлете мне брюки по почте, — с невозмутимым видом проговорил Мик.

Ждет от нее признания, что ее одолело любопытство, что захотелось увидеть его еще раз?

— А я проходила мимо, ну и…

— Здесь мимо не ходят. Инглстон-парка даже на карте нет. — Мик снова жестом пригласил ее сесть.

— Ладно, сдаюсь. Решила сама зайти к вам. Живопись люблю. Захотелось взглянуть, что еще вы расписали, кроме моей штанины.

Нельзя сказать, чтоб Нина лгала, но и чистой правды не говорила. Неделю назад, покидая исхлестанную ветром пристань, она унесла с собой семечко тайны — тайны этого человека и его красок. Он видел то, что другим видеть не дано. Нине это понравилось, и все же она сама на себя дивилась. Подумать только, пришла сюда, позволила этому семечку дать всходы.

— Короче — вот, держите. — И она сунула ему пакет.

Мик немедленно вытащил брюки.

— Как мне и запомнилось! Хотя теперь они высохли и эффект не такой ошеломительный, — заметил он.

Так оно и было. Поразительное смешение на черной ткани живых оттенков морской волны и приглушенно-серых тонов, потускнев, приняло вид призрачно-мучнистого пятна.

Сейчас, когда не мешал ни ветер, ни проливной дождь, Нина разглядела, что Мик старше, чем ей показалось. Вероятно, лет на восемь-десять старше ее. Впрочем, при первой встрече она и не обратила внимания на его возраст, запомнила только необычного человека, воспылавшего страстью к ее брюкам.

— Кофе? — Губы на обветренном лице с сетью тонких морщинок изогнулись в улыбке, глаза светились, но на дне их, казалось, таилось что-то хмурое.

Чертовски привлекателен, отметила про себя Нина.