Я же бать, или Как найти мать

— Паша, ну сколько можно ходить в холостяках? Посмотри на себя! Такой красивый мужчина и один. Человек не должен быть один, понимаешь? Не должен. Прекрати быть таким колючим хамом. Знаю, что ты сейчас хочешь мне сказать и какие планы строишь, чтобы меня отсюда не выпустить, но я все равно уйду. Ты даже не заметил, но мой чемодан уже собран и стоит на пороге. Я осталась только, чтобы с тобой по-человечески попрощаться, — смотрю на нее и понимаю, что не шутит. И маленький черный чемодан, который я почему-то не заметил на пороге, это только подтверждает. — Ну что ты молчишь?

— Во сколько у вас поезд?

— В десять.

— Отлично, мой водитель отвезет вас на вокзал. Чего зазря вещи таскать.

— Паша…

— Отвезет. Я устал на сегодня от разговоров и хочу есть.

— Ужин на плите. Я могу посоветовать хорошую помощницу.

— Сам найду, не маленький.

* * *

На самом деле маленьким я себя почувствовал уже на следующий день, когда после очередной утренней пробежки и прогулки с собакой, не обнаружил на кухне завтрака. Я не безрукий и яичницу способен поджарить себе сам, но беда в том, что делать мне этого совершенно не хотелось. Я привык к определенному распорядку дня, и у меня нет никакого желания его менять. А как представлю, что в доме будет посторонняя тетка, у меня начинает дергаться глаз. Это катастрофа.

На работу пришел злой и голодный. Кое-как просидел пятиминутку и закончив никому ненужный балаган, с облегчением выдохнул, выгнав всех по своим местам.

— Толик, ты завтракал?

— Да.

— А я нет, поэтому пошли в ближайший ресторан, составишь мне компанию. А ты, Женечка…, - да что ж такое, мне почти сорок, а я трясусь при виде этой пузатой ведьмы. Дожил, блин.

— Что я?

— А ничего. Отдыхай, ну и на звонки отвечай. Я быстро.

Быстро не получилось, затянулся не только завтрак, но и возвращение в рабочие края. Как в двадцать первом веке в крупнейшем здании отключилось электричество, для меня осталось загадкой. Но факт на лицо. К нашему приходу, кипиш, творящийся в холле, было сложно не заметить. Пройдя мимо Жени, я в очередной раз мысленно перекрестился, взгляд у этой ведьмы сейчас очень даже говорящий. Кофе сегодня точно просить не буду, ибо определенно плюнет.

— Какой-то взгляд у нее сегодня опасный, вам не показалось, Павел Александрович?

— Показалось. Когда будешь выходить из кабинета, намекни ей, что может идти домой. Поработаешь за нее.

— Я?

— Нет, блин, я. Не спорь с начальством-уволю. Ты у нас не пузатый, так что быстро на улице окажешься.

— Понял. А вам не кажется, что здесь чем-то пахнет? — шевелит носом Толик, смотря в мою сторону.

— Ты на что-то намекаешь?

— Нет. Просто пахнет чем-то… кислым.

Я бы, конечно, послал Толю в далекие края, но в кабинете и вправду пахнет чем-то кислым.

— Все, не говори глупостей, — достаю из кейса бумаги и подаю Толе. — Сейчас едешь на объект и сверяешь все документы. Понял?

— Да. Может стоит проветрить?

— Не надо, езжай.

Обхожу стол, сажусь в кресло и тут мы оба застываем, потому что только что отчетливо был слышен детский плач. Хотя почему был? Он и есть.

— Это что за хрень?! — встаю с кресла и подхожу к Толе.

— Похоже на детский плач. Наверное, Женя принесла своего младшего.

— Ты тупой что ли? Плач идет не из приемной, а из моей уборной.

— Да, мне тоже так показалось.

— Иди проверь.

— Почему я? Это же ваш туалет.

— А почему я? Это наверняка какая-то ловушка. Вот твари, не даром электричество выключали.

— Вы думаете там бомба?

— Не знаю, иди и проверь.

— Но я не хочу умирать, — так пискляво пропел Толя, что я впервые задумался о его ориентации.

— Я тоже. У меня завещание не написано и собака останется без присмотра.

— Может кинем жребий?

— Ну все, Решетников, ты уволен.

Отталкиваю скукоженного Толю и подхожу к туалету. Рывком открываю дверь, а у самого руки трясутся от страха. И ведь ничего не взорвалось, из винтовки тоже не кокнули, вроде выдохнул, но плач, увы, не прекратился. На полке возле раковины стоит детская переноска, а в ней барахтается плачущий источник. И не котенок, а ребенок.

— Что там?

— Плачущая кукла с твоей фотографией, исколотая иголками.

— Серьезно?!

— Ну ты и придурок, Толя. Тут ребенок.

Прохожу вперед и осматриваю орущий сверток. А надрывается-то как! Жесть! Уши закладывает.

— Теперь понятно откуда пахло кислым, — слышу позади себя голос Толика. — Это ребенок срыгнул.

— Да неужели, а я думал ты от страха обделался. Не пойму, что это за хрень и почему оно стоит здесь.

— Я думаю это не оно, а девочка, судя по розовым носочкам. Смотрите, успокоилась, — радостно верещит Толя. — Тут записка.

— Не трогай! — бью по рукам, тянущегося к записке Решетникова, и оторвав кусок бумажного полотенца, аккуратно достаю записку. Снимем еще пальчики и узнаем чьих рук дело.

Разворачиваю листок и, вчитываясь в строчки понимаю, что… ни хрена не понимаю.

— Что там? — ничего не отвечаю, обдумывая написанное. Но в голову не приходит ни одной здравой мысли. — Можно я все-таки прочитаю, — забирает записку Толик и читает вслух: