Я стою, опустив голову, держу в каждой руке по туфле.
Его лицо бледнеет при свете фонарей.
- Ты стер мое аргентинское клеймо?! - вдруг кричит он сдавленным голосом.
Васька Котов выхватывает у меня свои туфли.
- А почему они мокрые? - спрашивает он и бежит к фонарю.
Там, у фонаря, он сразу замечает всю эту ужасную непоправимую перемену со своими туфлями...
- Это не мои туфли!!! - кричит он.
- Все смылось, смылось, смылось...- твержу я.
- Как это смылось?! - орет он визгливо.
Распахнулись двери зала. Народ хлынул из дверей и увлек нас к выходу.
Я потерял в толпе Ваську, но при выходе он снова оказался рядом со мной и прошипел мне в самое ухо:
- Отдавай мне новые туфли... слышишь? Отдавай!
Я понимал его.
- Какие были! - заорал он.
В это же самое время мне наступили на ногу и я скорчился от боли и крикнул ему со злостью:
- Пошел ты от меня со своими долгоносиками!
- Ах, так! - крикнул он и, рывком вырвавшись из толпы, помчался вверх по улице по направлению к дому, а я пошел за ним.
Всю ночь мне снились танцующие аргентинцы в серебряных ботинках, а когда под утро мне стали сниться танцующие крокодилы в серебряных ботинках, я в ужасе проснулся.
Пришел Васька. В каких он был рваных сандалиях! Трудно даже себе представить. Каким-то чудом эти сандалии держались на его ногах.
- Мне нечего надеть,- сказал он тихо.
Я смотрел на его сандалии, вздыхая и сочувствуя ему.
- А те никак нельзя зашить? - спросил я тихо.
- Никак,- сказал он.
- Неужели никак нельзя зашить?
- Они не настоящие,- сказал он, опустив голову.
- Какие же они?
- Они картонные,- сказал Васька.
- Как?
- Они театральные,- сказал Васька.- Все равно бы они развалились...
- Как то есть театральные?
- Ну, специально для театра, на один раз... у них там делают такие туфли на один раз...
- Зачем же тебе их купили?
- Случайно купили...
- Значит, они театральные?
- Театральные...- сказал Васька.
- Тогда черт с ними! - сказал я.
- Черт с ними...- сказал Васька.
- Это замечательно, что они театральные! - сказал я.
Хотя ничего замечательного, конечно, в этом не было. Но все равно это было замечательно!
- Снимай сандалии,- сказал я,- зачем тебе сандалии! Снимай их, и пойдем в оперетту!
БОЧКА С ТВОРОГОМ, КОШКИ В МЕШКЕ И ГОЛУБИ
У Толи летом погибла дочь. Ей было двенадцать лет, симпатичная девчонка, училась старате-льно. Поехала к бабушке на дачу. В солнечную ясную погоду выехала на велосипеде и, может, пе-рестаралась, нажимая на педали, очень быстро выскочила из-за поворота и навстречу транспорту катила на своем велосипеде по шоссе. А шофер не успел затормозить свой самосвал.
Поехала на дачу и погибла.
Толя дочь похоронил и запил.
День не вышел на работу, второй день, много дней. А работал он тоже шофером, ездил в дальние рейсы в разные города. За прогул его уволили, и с машиной он расстался. И тогда пошел работать грузчиком в продовольственный магазин. Тут он был человек на подхвате: принесет, подтащит и разгрузит что требуется. Работал он на так называемой эстакаде - площадке, где машины товар разгружают, с легкостью и проворством - здоровья он был отменного, с редкою силой. Когда вспоминал о дочери, что ее нет в живых,- выпивал и забывался.
Через некоторое время дом, где летом дочка жила, дотла сгорел от молнии. От всего этого жена захворала, и ее отправили в больницу.
Свалилось на Толю столько, что и врагу своему, как говорится, не пожелаешь. А он продол-жал на своей эстакаде крутиться и вертеться, грузить и разгружать, таскать, возить на тачках товар в разные лотки и палатки. "Сюда, Толя!", "Давай, Толя!", "Быстрей, Толя!", "Нажимай, доро-гой!", "Вези, да поскорее!" - так каждый день. И Толя вез, бегал и нажимал. Не возражал. Парень честный. К работе привык. Выпивал. Да при его здоровье все как слону дробина казалось.
Дальше. Привезли товар. Как всегда. И вместе с другим товаром бочку с творогом. Вкатить такую бочку по доске на эстакаду одному возможно. Но тут доски под рукой не оказалось. Под-нять эту бочку на эстакаду руками навряд ли кому удастся. Творог сам по себе вроде легкий товар, да набито его там черт знает сколько. И вот, разозлившись, может, хлебнув лишнего, решил Толя эту бочку все-таки перекинуть на эстакаду.
- Да неужто ты один собираешься? - спросил шофер.
- Давай тогда вдвоем,- сказал Толя.
Тут подошел один тип и говорит:
- А сколько тебе, парень, платят?
- Пошел бы ты подальше,- отвечает ему Толя.
- Да к тебе с предложением и по-доброму,- тип ему отвечает.
- Катись ты со своими предложениями подальше,- говорит ему Толя.
- Да ты ведь не знаешь, какие мои предложения,- говорит тип.
- Подсоби вот лучше с бочкой,- говорит Толя.
Так тип руками замахал и отошел в сторонку. Оттуда говорит:
- Чем такие бочки таскать, надрываться, послушал бы меня, чудак.
Шофер говорит:
- Давай, Толя, его послушаем, чего он сказать собирается.
А Толя возмущается:
- Помочь не хочет, гад, болтает тут, пусть-ка лучше он идет, пока я его не разукрасил.
Тот обиделся:
- За что это меня разукрашивать, за добрый совет? Да ты умный или нет, скажи на милость?