Я здесь...

Сид подваливает, останавливается в шаге от нас, машет рукой:

— Хай, рыжая! Давно не виделись! Развлекаешься?

— Угу, — растерянно киваю.

— Я тоже. Решили «Тусовщиков» глянуть… Как жизнь? — Он пристально рассматривает меня и радостно улыбается.

— Все ровно, — отвечаю глухо. — А у тебя?

— А у меня… все хорошо!.. Ну, бывай! Приятно было тебя увидеть! — Он снова машет.

Этот странный паренек уходит обратно к своей толпе, к своей маленькой красноволосой девочке, которую отвлекает от дурных мыслей, о которой заботится… Которой подходит. А меня оставляет здесь, с моей идущей по плану жизнью. Но наизнанку вывернутой.

— Это кто? — мягко осведомляется Влад, но я чувствую, как нелегко ему такой тон дается.

— Это? Да так… — мнусь. Реально: кто это? Парнишка, у которого я однажды ночевала и имела неосторожность нежно втюриться. И которого видела три раза в жизни.

***

Весь фильм откровенно зеваю.

Я не люблю сопливые мелодрамы. Но ведь Влад хотел угодить. Угодить, как угождают стереотипной насквозь фальшивой девушке, что восторженно заглядывает в рот и ежесекундно покатывается со смеху. Неужели он думает, что я такая?

На экране крупным планом показывают целующихся героев, а я бешусь. Я злюсь и на Владика, и на себя. Чью-то чужую жизнь я сейчас пытаюсь захапать и прожить. Чей-то чужой первый поцелуй пережила сегодня, а своего собственного лишилась. Еще и платье это… Тошнит.

С первыми титрами мы поднимаемся с мягких сидений, в гардеробе Влад помогает мне влезть в пальто. На пути к выходу замечаю наше отражение в зеркальной тумбе: а пара-то ослепительная. Оба высокие, стройные, строго одетые… Только девушка ненастоящая, напряженная, словно манекен в маминой вещевой палатке.

А впереди в шумной стае маленьких пигалиц, своих ровесниц, шагает Сид и держит за руку красноволосую девочку. А я еще крепче сжимаю руку Влада.

Глава 20

Теперь у меня есть парень. Ну, с ума сойти можно. Мама прожужжала все уши своим подругам — как же приятно осознавать, что нелюдимая трудная дочь, хоть и с опозданием, влилась наконец в социум и снова всех сделала. Еще бы: мальчик-то воспитанный и милый, и из хорошей семьи!

На самом деле особых изменений не произошло, разве что Владик перебрался за мою парту, сопровождает меня в буфет, на перекуры, до дома… И душно целует при любом удобном случае. А я научилась терпеть: закрываю глаза и считаю в уме. Девять, десять — и он отлипает. Он уверен — мне это нравится. В его жизни вообще нет места метаниям и сомнениям на свой счет.

Все девочки на потоке меня прибить готовы и пускают разнообразные слухи. Я теперь сатанистка, наркоманка, суицидница, а еще успела сделать пять абортов, когда училась в школе.

Живем дальше.

В преддверии седьмого ноября Влад пропустил занятия — свалил куда-то с родителями на все предстоящие по случаю праздника выходные.

В универе я сегодня одна, но ни капельки от этого не страдаю — строчу лекции, далеко вытянув под партой ноги, и задыхаюсь от крутости нашего «логика». На душе свобода, есть желание творить анархию. Хочется увидеть кое-кого родного и дурного на всю голову, того, кто вечно пинками выталкивал меня из зоны комфорта, того, кто сейчас в большой беде.

После занятий собираю манатки и лечу на остановку. Матерясь на одной ноге в переполненном транспорте, с тремя пересадками добираюсь до пригорода. Грязь тут непролазная, но танки ее не боятся. Иду вдоль железнодорожной насыпи по единственной улице, ломлюсь в калитку перекошенного частного домика, который Светка вот уже почти три года снимает.

В сенях избавляюсь от тяжеленных из-за тонн налипшей грязи ботинок и захожу в избушку.

— Ликуся! — орет Светка.

— С наступающим! С днем Великой Октябрьской Социалистической революции! — воплю я.

Мы усаживаемся за стол и обе улыбаемся во все тридцать два зуба.

— Портвейна хочешь? Я тебя чаем поддержу! — предлагает Светка.

На ней огромные шерстяные носки, растянутая футболка, лицо осунулось. Но в глазах смирение и спокойствие. Божественный свет. Сразу видно: будущая мать. Даже неловко становится.

Она наливает мне стаканчик, себе наполняет кипятком огромную пиалу, садится напротив и подпирает ладонями щеки:

— Ну, как жизнь молодая? На личном фронте без перемен?

Ага, как же. У меня же теперь есть парень. Мажор. Из состоятельной семьи. Краси-и-ивый… Попробуйте, заткните меня кто-нибудь, когда я хвастаюсь.

Светка ржет как лошадь.

— А ты, Лик, совсем не промах!

— А ты сомневалась? — Портвейн согревает внутренности, развязывает язык.

За окном в палисаднике пестрят яркими пятнами поздние вымерзшие цветы, в газовой горелке гудит пламя… Тут уютно.

Вот есть же в этом мире люди, с которыми уютно просто находиться рядом, просто молчать. Я встречала только двоих.

— Свет, ну а ты как? — Я заглядываю ей в лицо.

Она улыбается:

— А мы с Кидисом после праздников идем заявление подавать…

Она не может сдержать смеха, а я визга.

— Поздравляю! Как же ты уломала его, мать?