Я выжгу в себе месть

– Увидишь, – отозвалась Ягиня. – А пока следи, чтобы лепешки не пригорели.

Василика, охнув, метнулась к печи. Лепешки слегка подрумянились, но ничуть не сгорели, вполне можно было снова отправить их в жар. Ягиня тем временем выглянула в окно. Среди высоких крон прятались мавки и лешачата. Им нравился запах свежего печева, но приблизиться к воротам они не могли. Особенно теперь, когда ведьма заново расчертила знаки и они засияли еще сильнее, отгоняя нежить.

Покойная Кислица иногда разрывала обережный круг, когда деревенские сильно нуждались в помощи, а своей травницы в деревне не было. Но людская доброта недолговечна: сегодня жалуют, а завтра явятся к тебе с вилами и лопатами. Любой человек мог принести в дом беду, и лучше было вовсе никого не пускать Поэтому Ягиня действовала иначе. Когда карты показывали, что в Радогощи не хватает рук, она сама выходила за ворота, оборачивалась странствующим знахарем. На чужака никто не стал бы нападать, да и что брать у мужика в рваной одежде? Одни только травы да лохмотья.

Василике такая ворожба давалась плохо. Она научилась перекидываться в лисицу и бродить на четырех лапах по перелеску, да вот только лицо оставалось человечьим. Перестроить кости, кожу, внутренности на звериные – дело одно, а изменить лицо – более тонкая и хитрая работа. Можно было использовать простой морок, но он быстро рассеивался.

– Под мороком, молодица, – наставляла ее Ягиня, – хорошо ходить, когда на улице темно и никто присматриваться не станет. Сделала дело и пошла дальше. Днем так не походишь, надо превращаться.

– А если нечисть нападет? – спросила Василика. – Что мне делать тогда?

– Тут сложнее, – нахмурилась ведьма. – Тогда не трать силы на морок, защищайся. Сразу перекидывайся обратно, пусть даже на людях. Не самое приятное зрелище, так что сторонись нечисти, когда идешь в деревню.

Василика кивнула. Она редко спорила с Ягиней, чаще слушала и соглашалась, особенно теперь, когда знала, что провинилась. Ведьма ее тем не попрекала – через день-другой придется отправить молодицу к Кощею, и будет плохо, если она запомнит наказание, а не добрые слова.

Пока они разговаривали, разучивали новые знаки, лепешки успели испечься. Василика с радостью вытащила их из печи. К ней тут же подскочил Домовой, требуя угощения. Всполох тоже, не выдержав, подкрался сбоку. Ягиня усмехнулась, похвалила Василику за хорошую работу и отправила к речке постирать рубашку, помыться самой в прохладной воде и остыть после жаркой готовки. Не зря ведь Кислица говорила, что молодым девкам нужно держать тело в чистоте и порядке, да и старухам не помешало бы, иначе лада не будет. Василика съела наспех горячую лепешку, взяла чистую одежду и вышла из дома.

– Вернись до заката! – прокричала вслед Ягиня. – Иначе будет лихо.

А солнце и впрямь клонилось, алело, но еще не спешило засыпать. Чутье подсказывало ведьме, что Мрак нынче не заедет к ней отдохнуть, не примет угощение из ее рук. Вздремнет где-нибудь на поляне и продолжит путь. Не станет черный всадник принимать угощение из ее рук. Ни сегодня, ни завтра не заедет – не меньше седмицы пройдет, прежде чем он снова постучится, поластится и возьмется за свое. Это все время, которое было у Ягини.

Лепешки остывали на столе. Ягиня переставляла горшки с отварами: смотрела, что есть, чего не хватает и какие травы хорошо бы собрать до конца лета. Не мешало бы и послание написать для девки, чтобы знала в будущем, куда смотреть, что делать и чего ожидать. Чувствовала ведьма, что немного ей осталось. Даже лепешки казались невкусными, лишенными тепла, хотя Василика готовила с радостью. Но дыхание Смерти портило все. Из-за нее, проклятой, все краски блекли и превращались в сплошное серое пятно.

Жизнь покидала ее тело медленно. Сожалений не было, лишь сплошное негодование и раздражение. Все приходили в избушку за силой, но никто не задумывался о плате. Каждой девке хотелось стать лучше остальных, чтобы жить своим умом, без мужа, и никто бы не был ей указом. Только службы у ведьмы не меньше, а иной раз больше, чем у чернавки. Шутка ли, каждый день колдовскими делами заниматься, да успевать по хозяйству, да кормить троих молодцев, да воспитывать ученицу и верить, что та не бросится буйно в ворожбу и не сгорит за несколько седмиц.

У Кислицы Ягиня была тринадцатой. Ведьма не скрывала своего недоверия, постоянно повторяя, что и Ягиня рано или поздно сгинет. Но Костяная не сгинула, даже когда обучалась ворожбе на крови, самой опасной и хитрой. Тогда Кислица стала ласковее, как будто что-то в ней растаяло. Жаль, что они прожили так недолго, – наставница сгорела весной, и Всполох поглотил ее тело вместе с остатками колдовских сил. С Ягиней будет так же. И с Василикой, если ей и впрямь суждено стать новой ведьмой.

Смерть никого не щадила, и это было даже славно. Вряд ли кто-то из ворожей захотел бы повторить судьбу Кощея.

* * *