Я выбираю...

Никто не торопится делать ко мне на встречу первый шаг. Так и стоим молча. Приходится брать всё в свои руки.

Сначала обнимаю Кристину, с ней проще всего. Обещаю, не уезжать дальше Уральских гор и всегда ждать их в гости.

Затем Егор. Перед ним отчего-то стыдно. То ли потому что уезжаю, оставляя его, то ли потому что переживаю о нём, как о маленьком.

— Мамочка, — улыбается он мне.

— Сын, будь мужиком, — прошу я его, чувствуя, как на глазах выступают первые слёзы.

Андрюху я просто подхватываю под мышки и кружу с ним вокруг своей оси, пока руки не устают.

— Илюшенька, я буду скучать! — клянётся он мне.

— Я тоже, мой хороший, я тоже.

Макс. Сколько же всего я хочу тебе сказать. Но не могу. Не выдержу, разрыдаюсь и никуда не уеду. Мой друг. Мой учитель. Мой брат. Мой защитник. Как бы всё между нами не перемешалось за последние годы, я всегда буду благодарна тебе.

Ребров с силой прижимает меня к себе.

— Малая, не начуди там, хорошо? — обращается ко мне моим прозвищем, которое придумали они мне с Артуром на заре нашей дружбы.

— А ты береги себя. И их береги… Всех береги? — слёзы я всё-таки пускаю, уткнувшись в плечо Максиму.

— О себе побеспокойся, — смеётся он, хотя я слышу, что за хриплым смехом стоит что-то ещё.



Очень сложно оторваться от Максима, это даже подобно боли. Но я всё-таки пересиливаю себя.

Слова сказаны, вещи загружены, слёзы пущены… Пора в дорогу. Моя красная мазда честно ждёт меня. Последние метры к машине даются мне тяжко. Ноги отказываются идти, приходится буквально выдавливать из себя каждый шаг. И куда я собралась-то? Неплохо же мне здесь жилось? Подумаешь, кризис самоопределения. Походила бы к психологу, успокоилась, перебесилась. За Бодлера бы замуж вышла. Родила бы ему детей и лет через десять при разводе оттяпала неплохой такой кусочек имущества для себя. Переехала бы жить куда-нибудь на испанское побережье… В этой ситуации остаётся только жалобно носом хлюпать.

Шум приближающегося автомобиля до меня доходит не сразу. Хотя нутром я уже чувствовала, как чёрный порше тормозит у меня за спиной.

Артур всегда умел эффектно появляться. До последнего боюсь обернуться к нему, пока Ара сам не зовёт меня:

— Лизка!

И тут я не выдерживаю. С резкого разворота бегу на него и буквально налетаю на Кирсанова. Висну на его плечах. Даже ногами его обхватываю.

— Прости меня, Малая, прости… — шепчет он мне на ухо, буквально впечатывая в себя своими сильными руками.

Глава 10

Ты помнишь, как все начиналось.
Все было впервые и вновь.
Как строили лодки, и лодки звались
"Вера", "Надежда", "Любовь".

(с) Машина времени

Москва сопротивлялась, не желая выпускать меня из своих сетей. Дело было не только в пробках, хотя по моим ощущениям, я собрала их все. Выбирая вечернее время для отъезда, я не учла, что нескончаемый поток людей, приезжающий в Москву на работу из пригорода и соседних городов, в это время начнёт своё обратное паломничество. Ехала медленно, глотая едкие горючие слёзы. Я-то рассчитывала, что быстренько стартану из столицы, оставив позади всё родное и знакомое. А в итоге плелась по улицам, натыкаясь на различные воспоминания последних пятнадцати лет. И от этого тоже становилось горько. Будто мне было мало прощания с Максом и Артуром.

От Ары вообще с трудом сумела себя оторвать, так и весела на нём, убаюкиваемая его мерным шёпотом. У нас с ним всегда так было. Нет, чтобы сесть и поговорить, как взрослые люди, лучше будем жить порывами и эмоциями. Может быть, я и держалась за свою любовь к нему столько лет, потому что только с ним чувствовала этот нескончаемый поток страстей и псевдостраданий?

Даже наше знакомство больше походило на взрыв, чем на нормальное общение между людьми.

Я тогда в очередной раз поругалась с отцом. Хотя нет, в тот раз наша ругань ещё не была чем-то обыденным. Это уже потом, когда влияние пацанов плотно окутает меня своими идеями свободы и лучшей жизни, мы будем выяснять наши с ним отношения практически каждый день. А тогда это было что-то новое и от этого неимоверно тяжёлое.

Отца я любила. Особенно будучи маленьким ребёнком, с нетерпением каждый день ждала его с работы, чтобы улечься у него в ногах и смотреть телевизор, млея от того, как он гладит меня по голове. Почти каждые выходные мы ходили с ним гулять, выезжали на природу, зимой отправлялись на каток или придумывали что-то ещё. Сестра хоть и была с нами, но я всё равно чувствовала, что именно я — папина доча. Дашка как-то больше тянулась к маме.

У нас было распределение, я росла неугоманным пацанёнком, а Дашка стихийной стервой. Почему стихийной? Потому что на тот момент это проскакивало у неё через раз. Смотришь, вроде адекватный ребёнок, а стоит хлопнуть глазами, как перед тобой озлобленная рыжая фурия, пытающаяся отжать твою кровать у окна.