… Мы уже об этом рассказывали, недавно по телевидению выступал редактор этой газеты, Александр Борисович Чаковский и очень потряс французских телезрителей. Ну, то, что он говорит неправду, это поняли все, разумеется. Но одна моя знакомая парижанка спросила меня: «Скажите, почему он все время улыбался, ему наверно было стыдно, да?». И мне очень трудно было убедить ее в том, что Чаковскому — главному редактору «Литературной газеты», депутату Верховного Совета не может быть стыдно, потому что ему не может быть стыдно, как говорится, никогда…
… Мне очень жалко, что этот театр был вынужден привезти в Париж вовсе не те спектакли, которые создали ему заслуженную славу среди советских зрителей. Вынужден он был привезти не «Мастера и Маргариту» Булгакова, не «Обмен» Трифонова, не пьесу Абрамова, не даже горестный спектакль о войне «А зори здесь тихие»… Вынужден он привезти спектакли «Мать», «Десять дней, которые потрясли мир», спектакль о Маяковском…
Унылый чиновник заставил театр на Таганке привезти в Париж спектакли, чуждые парижской публике, не понятные парижской публике, да собственно, уже давно и советскому зрителю чуждые и не понятные… Газета, ну что ж, газета свое дело знает… Они ведь все у нас на одно лицо.
III
«ЗДРАВСТВУЙТЕ, ДОРОГИЕ ДРУЗЬЯ!..»
Выступления по радио
Здравствуйте, дорогие мои друзья! У меня возникла такая нехитрая мысль: спеть вам несколько старых песен; вернее, это будет цикл передач — старые песни, но с рассказом о том, как они возникли, как бы с авторскими комментариями к истории написания этих песен. Вот сегодня мы и устроим такую первую передачу, о первой песне с историей ее возникновения.
В начале шестидесятых годов я неожиданно совершенно для самого себя был включен в группу писателей, кинодеятелей, музыкантов из Москвы, отправляющихся на декаду, так называемую «русскую декаду искусства и литературы в Казахской ССР». Мы приехали в Алма-Ату, где нас встречали девушки с цветами и со знаменитыми алмаатинскими яблоками, председатель Союза писателей Соболев сказал торжественную речь на аэродроме, и потом был прием с большим количеством водки и всяких среднеазиатских закусок, а потом нас бригадами разослали в разные города республики.
И вот я попал в город Караганду и в этом городе Караганде встретил очень странных людей. Это были люди, которые в пятьдесят пятом, пятьдесят шестом годах вышли из лагерей, и многим из них уже некуда было ехать, не было близких, не было родных у них на земле, и они остались в Караганде навсегда. В основном это были женщины, причем женщины, которые сидели не в обыкновенном лагере, а в очень страшном лагере, который назывался «лагерем для детей врагов народа». Они попали туда совсем детьми, подростками и провели там большую часть своей жизни. Две таких официантки, которые обслуживали наш отдельный зальчик для членов делегации, были оттуда, из этого лагеря. Очень красивые были девушки… была такая мода в тридцатые годы, когда военспецы женились, и вообще всякие ответственные работники женились на иностранках, так что многие из них были полукровками. Все они, и обе эти девушки были из Ленинграда, но когда мы с ними знакомились, они спрашивали: «А вы откуда, из России?». Мы говорили: «А вы-то где?». «А мы здесь, мы в Азии». «Не хотите туда ехать?». «Нет, — говорили, — не хотим, чего нам там делать? Кого мы там не видали?»
Вот так возникла песня, которая называется «Караганда или песня про генеральскую дочь». Песня грубая, но ничего не попишешь, такова жизнь.
Итак, «Караганда или песня про генеральскую дочь».