Я все смогу сама

Валя удобно устроилась на плече Михаила. Она была необыкновенно, удивительно, неприлично счастлива. Оказывается, когда она Саше говорила, что знает, что такое настоящее чувство, она и в самом деле врала. Вернее, тогда она думала, что знает. А сейчас просто ощутила, по-настоящему распробовала, каково оно на вкус, каким бывает ощущение подлинного и, главное, разделенного чувства. Этот мужчина, должно быть, был создан специально для нее, словно где-то там, высоко, кто-то очень умный и всезнающий наконец смилостивился и после всех случайных людей привел к ее порогу того самого.

Одно беспокоило, вернее, расстраивало Валю. Несмотря на все это возвышенное и романтичное, что только что было между ними, она осталась самым обыкновенным человеком. И ей сейчас просто невероятно хотелось есть. Она подняла голову, повернулась так, чтобы смотреть Михаилу прямо в лицо, и сказала:

– Мне ужасно стыдно… Но если я вот прямо сейчас не поем, я… я просто умру.

Михаил усмехнулся:

– То есть все вот так приземленно…

Валя рассмеялась:

– Ни нектар, ни радуга… Все так пошло и цинично… Валя уже хохотала в голос. И тогда улыбнулся Михаил. – Одним словом, никакая я не фея… Ты разочарован?

– Ты знаешь, – Михаил приподнялся чуть повыше и подложил под спину подушку, – я тоже, в общем, не фей… И сейчас просто мечтаю об огромном сочном куске жареного мяса.

Валя подхватила:

– Два огромных сочных куска жареного мяса. Но… Ничего нет. Только круассаны твои, в холодильнике, кажется, вообще пусто.

– Все, вставай. Я жажду мяса… Поехали!

– Куда?

– Куда-нибудь, где подают мясо. Выбирай ресторан…

– А потом погуляем, ладно? Ну очень хочется. Ну пожалуйста… – Валя стала осторожно целовать его щеку и спускаться губами вниз по груди.

Михаил молчал. Он тоже был до глупости, до неприличия счастлив. И готов был гулять с этой невероятной женщиной… хоть всю жизнь. Правда, после хорошего куска жареного мяса. А лучше двух.

– Конечно погуляем. Ну прекрати! Иначе мы с тобой еще долго никуда не сможем поехать.

– Опять? – делано изумилась Валентина.

– Конечно! И опять, и снова, и сто тысяч раз. Но сейчас… Нас ждет мясо!

В ресторане они оказались, уже когда вечерело. Что ж, иногда бывает так, что время для влюбленных не бежит, не летит… Оно просто исчезает. Они живут в своем мире, а время властвует где-то вне их кокона, за его пределами.

Кроме того самого, огромного куска мяса, конечно, они заказали немало вкусного. И ели с удовольствием – и с еще большим удовольствием болтали. Обо всем на свете и, в общем, ни о чем. Да, они словно знали друг друга тысячу лет. Но теперь оставалась самая малость – эту тысячу лет прожить вместе, пробыть, прочувствовать, соединить жизни точно так же, как были уже соединены их души.

Михаил старался обходить острые темы, но Валя решила, что начать надо с самого больного. И честно рассказала ему обо всем, что случилось за последние несколько месяцев. И пять последних лет.

– Валь, а тебе никогда не приходило в голову, что он тебя всю вашу жизнь использовал?

– Ну как тебе сказать, Миш… – Валентина отставила бокал и задумчиво посмотрела на горы, уже прячущиеся в прозрачной сиреневой дымке вечера. – Наверное, ты прав. Я как-то не думала об этом. Раньше все времени не было, да и сил. А потом, когда все закончилось… Я просто закрыла для себя те страницы. Да и если использовал… Пусть. В результате-то, что бы он себе ни думал, в выигрыше осталась я. У меня в руках все то, что я создавала, что завоевывала каждым своим днем работы. А что у него? Полнейшая неизвестность…

– Тебе его не жаль?

– Ты чего? Какое там «жаль»?.. Наверняка тебе уже весь Камышинск насвистел, что я его выгнала, что всю кровь из него выпила и выгнала на заработки… Ну так вот это вовсе даже наоборот. Он нас бросил. Меня, девчонок. Ну ладно, если бы я была одна. Хотя бы понятно – разлюбил… Что ж теперь, со всеми бывает. Но он бросил двух дочерей. Причем даже попрощаться не пришел… даже не знаю, виделся он с ними после того, единственного разговора. И вот этого я ему никогда не прощу!

– Ты сейчас на тигрицу похожа. Успокойся! Даже если мне кто-то что-то свистел. Я же не дурак. Я понимаю, что происходило, представляю, каково тебе. И, думаю, почти понимаю, каково твоим девчонкам.

– Мне иногда стыдно им в глаза смотреть. Все кажется, что я виновата, из-за такого, прости господи, папочки.

Михаил погладил Валину руку. Ее пальцы чуть подергивались, глаза потемнели. Она вовсе не закрыла эту страницу – вернее, закрыла для себя, но не смогла закрыть для своей семьи. И ему это нравилось все больше.

«Наверное, мою Анастасию все-таки надо поблагодарить… если бы она не была такой нетерпимой, может быть, мы бы до сих пор были вместе. И я бы так и не добрался до Камышинска. Не вытаскивал бы людей из-под разрушенных селем домов. И никогда бы не узнал, что есть где-то женщина, без которой невозможно жить…»

– Не вини себя. Ни в чем ты не виновата. И перед девчонками тебе не в чем извиняться. Они у тебя умницы и все понимают совершенно правильно.