Я все помню

Честность девушки вызвала у меня уважение. Я был ей за это благодарен. Что мне было ей ответить, скажи она правду? Что Шон сообщил ей то, что подслушал у меня в кабинете? Объяснить свой разговор с детективом Парсонсом о Бобе Салливане я мог только двумя способами. Первый заключался в том, что я якобы хотел дать Салливану заглотить крючок. Шон все понял неправильно… Шон не расслышал… Второй – привести несуществующее объяснение. Дженни отказалась признаваться и тем меня спасла.

– Ну хорошо. Заставлять тебя я не буду.

Я все равно не смогу вам ничего сказать. Я дала обещание.

– Твоя мама считает, и я с ней в этом согласен, что это воспоминание, вероятно, не соответствует действительности. Во-первых, потому что ты сама натолкнулась на него в ходе лечения методом погружения. А во-вторых, потому что Боба Салливана никто ни в чем не подозревает. Он баллотируется в законодательный орган штата, и ему есть что терять. Он женат уже больше тридцати лет, не замечен в скандалах, и скелетов подобного рода у него в шкафу нет. К тому же он босс твоего отца, поэтому вероятность того, что ты его «узнала» бы, очень и очень высока.

И что из этого? Большинство женщин насилуют те, кого они знают. Над половиной женщин в нашей группе надругались их знакомые.

В тот понедельник голос Дженни был не такой, как обычно. Она говорила со мной не как с человеком, способным ее спасти, а как с жалким непрофессионалом, который ровным счетом ничего не понял. Мне это не понравилось, и я решил сложившуюся ситуацию изменить. Мы не имеем права потерять то, что было достигнуто таким трудом.

– А знаешь что? Ты права. Я буду с тобой совершенно откровенен. Работа, которую мы с тобой делаем, очень и очень противоречива. Помнишь, я рассказывал тебе, что люди «вспоминали» то, чего на самом деле не было? Что внушение, по мнению ученых, может повлиять на процесс восстановления памяти и сформировать ложные воспоминания, как в случае с участниками эксперимента, которые якобы потерялись в торговом центре?

Да.

– Таким образом, на данный момент мы столкнулись с ситуацией, когда в нашу работу вмешалось внушение. Можешь сейчас ничего мне не говорить, признай лишь, что суггестия имела место и что ты способствовала ей, погрузившись в нее с головой.

Дженни откинулась на подушки. Я видел, что в душе ее идет отчаянная борьба.

– Боюсь, что если мы слишком увлечемся твоей новой теорией и она окажется ложным воспоминанием, то что бы ты потом ни вспомнила, это не будет заслуживать ровным счетом никакого доверия. Даже тебе самой будет трудно убедить себя, что так оно и было на самом деле. Поэтому давай забудем о суггестиях, спокойно продолжим работу и убедимся, что все это правда. И только потом обо всем расскажем.

Кому? Полиции?

– Да.

Но папе хоть можно рассказать?

– Вряд ли я могу тебе сказать, что с этим делать. Как, по-твоему, поступит отец, если ты обо всем ему расскажешь?

Думаю, обратится в полицию. А может, и хуже.

– Хуже?

Он очень зол.

– Его можно понять. Это его удел – как твоего отца.

Я догадываюсь. Но он злится даже больше чем я.

– По правде говоря, сегодня ты выглядишь абсолютно спокойной.

Дженни пожала плечами:

Я устала. Чувствую себя так, будто у меня разболелись мозги. Помню, как слышала его голос, но теперь вы с мамой хором говорите, что я все перепутала. Ощущение такое, будто меня кто-то заставляет решить совершенно непонятную математическую задачу, будто я изо всех сил пытаюсь, но у меня ничего не получается. Мне просто хочется поставить на этом точку.

Последние слова девушки встревожили меня сверх всякой меры.

– А как ты себя чувствовала до того, как рассказала обо всем маме? Когда вернулось воспоминание о голосе Боба?

Не знаю. Я была взволнована, будто решила какую-то проблему. Тут же рассказала Шону. Немного поплакала. Стала листать фотографии Боба Салливана, посмотрела несколько роликов. Подумала о его сыновьях, этих придурках, и о том, как им за него будет стыдно. А еще в голову пришла мысль о папе и как ему захочется его убить.