Я все еще влюблен

– В чем дело? Что вам надо? Кто вы? – спросил Энгельса вахмистр, сразу угадав в этом парне, красиво и ловко сидящем в седле, предводителя.

– Нам нужно, господин вахмистр, оружие, – как о чем-то простом и обыденном сказал Энгельс, – а кто мы и откуда, вам лучше не знать.

– Ничего вы не получите. – Вахмистр, видимо, хотел подбодрить себя решительностью своих слов. – Мы поставлены здесь законной властью и никого не пустим внутрь. Убирайтесь откуда пришли…

И вдруг в этом вахмистре для Энгельса слились все его сегодняшние беспокойные чувства: и злость на предательский Комитет, и обида за свой напрасно потраченный труд, и горечь предстоящего прощания с восстанием, и предчувствие его поражения, и тревога за друзей в Кёльне, – словно один он, вахмистр, был виновником всего этого.

– С дороги! – яростно крикнул Энгельс и, выхватив пистолет, направил его на вахмистра. – Ворота!

Солдаты охраны, напуганные таким внезапным взрывом бешенства, бросились отпирать ворота. Вахмистр молчал и не двигался с места, как оглушенный. Когда высокие тяжелые ворота распахнулись, Энгельс хлестнул коня и тот, нервно напрягшись, послушно ринулся в темную глубь здания.

Не слезая с седла, Энгельс объехал огромное помещение цейхгауза, заглядывая во все углы и закоулки. За ним следовали спешившиеся бойцы отряда. Составив себе общее представление о том, что здесь и как, Энгельс слез с лошади, и они вместе с Янсеном стали распоряжаться, кому из бойцов что следует взять. Здесь были и ружья, и патроны, и амуниция. Все это необходимо восстанию.

Когда, закончив распределение, Энгельс, держа в поводу лошадь, вышел на улицу, он увидел всадника, во весь опор летевшего со стороны Эльберфельда сюда, к цейхгаузу. Это был Хюнербейн.

– Я думал, что уже не застану тебя! – крикнул он Энгельсу, спрыгнув с лошади.

– Ты зря торопился, – ответил Энгельс. – Мы уже закончили свое дело и собирались ехать обратно.

– Они пусть едут, – сказал Хюнербейн, – а ты – ни в коем случае.

– Думаешь, опасно?

– Нет никакого сомнения, что Комитет тебя арестует. Я уверен, они с нетерпением поджидают тебя. Ты должен прямо отсюда отправляться в Кёльн.

– Конечно, – помолчав, сказал Энгельс, – золингенцы не допустят моего ареста, но это приведет к междоусобице в лагере восставших, и значит, действительно мне не надо возвращаться в город. Ты прав.

– Да, да, – закивал Хюнербейн, – коварство этих людей безгранично. Ты знаешь, почему меня не было на заседании Комитета, когда решался вопрос о тебе? Хёхстер отправил меня с каким-то письмом в Хаген, сказав, что письмо исключительной важности. А на самом деле оно к тамошнему ветеринару. Какие такие важные письма можно направлять ветеринару?

– Может быть, просил совета и помощи на случай эпидемии среди домашних животных?

– Да ведь никакой эпидемией у нас пока, слава богу, и не пахнет. Нет, просто этот ветеринар его старый дружок, и он, очевидно, сообщал ему свои семейные новости или передавал привет. С таким же заданием – я его еще не видел – куда-то был послал и Нотъюнг, и некоторые другие члены Комитета, которые поддерживают тебя.

Отряд, нагруженный добычей, ждал сигнала, чтобы отправиться в обратный путь. Янсен полушутя-полусерьезно старался успокоить вахмистра: вы, мол, ничего не могли сделать, во много раз превосходящие вооруженные силы противника…

Среди бойцов отряда уже распространилась весть о том, что Энгельс не поедет обратно в Эльберфельд. Все молчали, ожидая минуты прощания.

Энгельс легко бросил свое тело в седло и, обернувшись к отряду, привстав на стременах, сказал:

– Дорогие друзья золингенцы! Обстоятельства вынуждают меня расстаться с вами. Спасибо за поддержку, которую я постоянно чувствовал. Спасибо за энергию, смелость и преданность революционным идеалам. Вас ждут трудные дела в Эльберфельде. Желаю в них успеха. Меня ждет Кёльн и «Новая Рейнская газета», которой вы, конечно, тоже желаете успеха. До свидания. Не исключено, что очень скоро мы встретимся опять.

Энгельс помахал всем рукой и тронул коня. Справа от него поехал Янсен, слева – Хюнербейн, сзади – весь отряд. Дорога от цейхгауза вела к шоссе. Там, обняв Янсена и Хюнербейна, еще раз помахав всем, Энгельс повернул налево, на юг, в Кёльн, а отряд – направо, к Эльберфельду.

В цокоте копыт коня Энгельсу всю дорогу слышалось опять то же самое: pug-no, pug-nas, pug-nat… И действительно, борьба не кончилась, впереди его ждали уже не фортификационные работы и не словесные схватки, а настоящие бои…

Глава шестая. Славная жизнь и достойная смерть

– Ты занят? – негромко спросил Даниельс, с газетой в руках входя в кабинет.

Энгельс, очень прямо сидя за письменным столом, что-то быстро писал. Ни слова не говоря, не отрываясь от листа бумаги, он сделал перед лицом энергичное движение левой рукой. Это могло означать только одно: «Проходи, садись. Я сейчас освобожусь».