Я все еще влюблен

– Женни! Что за мрачные аналогии! – Маркс засмеялся. – Во-первых, там не было никакой беседы, солдат просто подошел и стукнул ученого по темени; во-вторых, этот ученый был уже стар и немощен, а твой Карл могуч как Арминий.

Из прихожей послышался шум, говор, через несколько секунд дверь в комнату открылась, и вошел Энгельс.

– Слава богу! – с облегчением и радостью воскликнула Женни. – Как хорошо, что вы пришли!

– Что тут происходит? – спросил, поздоровавшись, Энгельс. – В прихожей толпится половина кёльнского гарнизона…

– Идите в другую комнату, – заторопил Маркс. – Там тебе Женни все расскажет, а ко мне пригласите господ военных.

– Может быть, нужна моя помощь? – допытывался Энгельс. Он, видимо, уже почувствовал, что в происходящем есть и нечто смешное. – Как-никак я служил в пехотно-артиллерийском полку и получил там звание гвардии бомбардира.

– Нет, нет, нет, – Маркс легонько теснил к выходу жену и друга. – Пока я буду сражаться один. Вы же оба знаете, я люблю такие схватки. Ну а если придется туго, я вас позову.

Женни и Энгельс исчезли за дверью, а через некоторое время в комнату вошли незваные гости. Одному было уже, вероятно, под пятьдесят. Высокий, костистый, рыжеватый, он напоминал солдата из народных сказок. Второй гораздо моложе, темно-русый, статный, легкий. «Вероятно, мой ровесник», – подумал Маркс.

– Разрешите представиться: капрал шестнадцатого пехотного полка Альфред Блох, – отчеканил старший.

– Доктор Маркс, – кивнул головой хозяин.

– Сержант того же полка Герман Эбнер.

– Доктор Маркс… Прошу садиться, господа. – Унтер-офицеры сели на стулья около письменного стола, а хозяин обошел стол и опустился в свое кресло. – Вы хотели меня видеть? Я перед вами. Что вам угодно? Что угодно от меня шестнадцатому пехотному полку?

– Не столько всему полку, господин Маркс, сколько его восьмой роте, – мрачно сказал капрал.

– Восьмой роте? – с интересом переспросил Маркс.

– Да, восьмой, – решительно подтвердил сержант. – Мы имеем честь служить в этой роте под командованием капитана фон Уттенхофена.

– Уттенхофена? – опять переспросил Маркс с еще большим интересом.

– Капитана фон Уттенхофена, – поправил Блох, явно задетый тем, что его командира назвали так просто, только по фамилии. – Разве вы его не знаете?

– Может быть, где-то и встречал, но, признаться, не могу вспомнить. – Маркс развел руками.

– Вот как! – возмущенно воскликнул Эбнер. – Даже не знаете человека, а клевещете на него.

– О, разговор становится серьезным! – Маркс поплотнее уселся в кресле, словно занял более надежную позицию.

Капрал расстегнул на груди мундир и достал из внутреннего кармана две газеты – одну уже довольно потертую, другую совсем свежую. Это была «Новая Рейнская».

– Позавчера ваша газета, – капрал щелчком толкнул ее по столу к Марксу, – написала, что капитан фон Уттенхофен спекулирует казенным топливом. Офицер его величества – спекулянт?

Маркс взял газету, развернул ее и быстро нашел на последней полосе в самом конце под чертой заметку. Едва взглянув на нее, он вспомнил, о чем она.

– А сегодня, – продолжал Блох, почему-то не передавая вторую газету Марксу, – в статье «Тронная речь» генерал Врангель назван неуклюжим вахмистром. Но этого мало, здесь оскорбляется вся армия: вы пишете, что ее организация, боеспособность и преданность выдержали серьезное испытание при облаве на членов Национального собрания Пруссии в ноябре прошлого года… Вы, господин Маркс, служили когда-нибудь в армии?

– Нет, не служил. В тридцать восьмом году меня освободили из-за болезни легких, а года через три признали вообще негодным к несению военной службы.

– Вот видите! – с укором подхватил капрал. – А берете на себя смелость судить обо всей армии.

– А вы, господин Блох, работали когда-нибудь в газете? – спокойно спросил Маркс.

– В газете? – изумился капрал. – Что мне там делать? Чего я там забыл?

– Вот видите! – стараясь повторить укоризненный тон собеседника, сказал Маркс. – А берете на себя смелость судить о ней.

– У нас демократия, – вставил сержант.

– Демократия, господа, не сводится к праву унтер-офицеров судить о прессе. – Маркс сильным щелчком отправил газету обратно к капралу. – Она также предполагает, в частности, право прессы судить об унтер-офицерах и даже генералах. Впрочем, я извиняю вам ваши слова о демократии ввиду необычайной новизны для вас этого предмета. Однако позвольте окончательно уточнить, от чьего же имени вы ко мне пожаловали – от имени восьмой роты или шестнадцатого полка, от имени генерала Врангеля или всей прусской армии?

– Мы пришли от восьмой роты, – сурово сказал Блох. – Надеемся, перед остальными вы ответите в будущем особо.

– О будущем, капрал, вы знаете, вероятно, не больше, чем ваш коллега о демократии, и это, конечно, вас тоже извиняет. – Маркс как бы в прискорбии и сочувствии склонил голову. – Ответьте лучше, что же вы от меня хотите?

– Прежде всего мы хотим заявить вам, что вся восьмая рота чувствует себя оскорбленной вашей заметкой. – Капрал произнес эти слова, по всей видимости, так, как произносил в свое время слова присяги.