Секретарь закончил нудное чтение, и председатель Кремер объявил, что приступает к допросу подсудимых. Допрос, вопреки ожиданиям многих, получился очень кратким, так как, во-первых, факт опубликования статьи «Аресты» не нуждался в доказательствах; во-вторых, и Корф, и Маркс, и Энгельс – их допрашивали в такой очередности – наотрез отказались назвать автора статьи и решительно пресекали попытки председателя и прокурора хоть как-нибудь подступиться к этому вопросу; в-третьих, все подсудимые сразу заявили, что признают свою прямую причастность к опубликованию статьи и готовы нести за это полную ответственность.
Когда такое заявление делали Корф и Маркс, председатель молчал. Он, видимо, собирался с мыслями, что-то обдумывал. Когда о том же самом сказал Энгельс, мысль, над которой бился председатель, наконец созрела.
– Подсудимый Энгельс, – начал Кремер спокойным, уверенным голосом, как бы исключавшим всякую возможность несогласия или протеста, – из ваших слов следует, что вы признаете себя виновным? – Он, видимо, рассчитывал на то, что Энгельс моложе и неопытней своих товарищей.
– Не совсем так, господин председатель. – На полных губах Фридриха заиграла добродушная улыбка. – Мои слова надо понимать в том смысле, что я готов нести ответственность лишь в том смысле, если жюри присяжных признает меня виновным не в опубликовании статьи «Аресты» – никто из нас своей причастности к этому не отрицал, – а в том, что я содействовал опубликованию статьи клеветнической, противоречащей закону, то есть преступной.
Председатель помолчал, поморщился.
– Подсудимый Маркс, в таком же духе следует толковать и ваше аналогичное заявление?
– Разумеется! – почти весело ответил Маркс.
– И ваше, подсудимый Корф?
– Так точно, господин председатель! – отчеканил, вскочив, Корф, и в зале послышались всплески смеха, так как многие помнили, что еще совсем недавно, года полтора назад, Корф был офицером прусской армии.
Встал прокурор Бёллинг.
– Подсудимый Энгельс, – сказал он почти дружелюбно, – как вы знаете, во время обыска, произведенного в редакции «Новой Рейнской газеты», была обнаружена заметка, содержащая мысли, которые легли в основу статьи «Аресты». У следствия возникло подозрение, что заметка написана вашей рукой. Вначале вы это категорически отрицали, а позже признались, что так оно и есть. Не объясните ли вы суду столь разительное противоречие в вашем поведении?
– Все очень просто, господин прокурор. – Энгельс даже пожал недоуменно плечами. – Первый раз меня пригласили к следователю в качестве свидетеля, pro informatione[2], а не для допроса под присягой. Но было совершенно очевидно, что вы собираетесь привлечь к ответственности если не всех редакторов газеты, то по крайней мере нескольких, ибо каждый из нас мог оказаться автором инкриминируемой статьи. Поэтому, естественно, в первом приглашении к следователю я увидел ловушку: вы могли бы потом использовать против меня сведения, полученные от меня же при этой первой беседе. А вам не надо объяснять, что я не обязан давать показания против самого себя. Когда же меня привлекли к делу в качестве соответчика, я тотчас признался в своем авторстве, потому что отпираться было бессмысленно: простейшая графологическая экспертиза уличила бы меня в недостаточном уважении к истине.
– Вы сказали, – попытался незаметно передернуть прокурор, – что автором статьи «Аресты» является один из редакторов газеты.
– Я сказал, что им мог быть каждый из нас, редакторов, но вполне возможно также, – Энгельс широко развел руками, – что ее написал кто-то из наших корреспондентов. Читая «Новую Рейнскую», вы же видите, что корреспондентов у нее множество, они всюду, а не только здесь, в Кёльне. Новейшую и достовернейшую информацию мы получаем от наших корреспондентов в Берлине и Франкфурте-на-Майне, в Дюссельдорфе и Кёнигсберге, в Дрездене и Мюнхене, в Дармштадте и Бреслау, в Мюнстере и Гейдельберге…
Маркс, да и многие присутствующие, а среди них и некоторые присяжные заседатели, улыбались той находчивости, с какой Энгельс превратил ответ прокурору в похвалу и рекламирование своей газеты. Прокурор, досадуя на себя за свой вопрос, уже сел, а подсудимый между тем все продолжал перечислять:
– В Праге, Цюрихе, Вене, Париже…
– Достаточно, хватит! – перебил председатель.
Он едва ли не был уверен, что подсудимый вот-вот воскликнет: «Подписывайтесь на „Новую Рейнскую газету“, лучшую газету Германии!»
– К чему этот перечень, подсудимый Энгельс? – уже совсем недружелюбно спросил прокурор. – Неужели вы надеетесь уверить кого-нибудь здесь в том, что корреспондент, находящийся в Париже или Вене, мог поместить в вашей газете пятого июля статью о событиях, имевших место в Кёльне третьего июля?
– Как знать, господин прокурор, как знать! – покачал головой Энгельс. – Среди журналистов есть весьма расторопные ребята…
В зале раздался смех.
– Господа! – строго сказал председатель. – Еще раз прошу соблюдать порядок. Здесь не театр.