Я все еще влюблен

– Мне сегодня совсем хорошо, – ответил Карл. – И пришел я не просто так. Посмотри, что я получил – журнал с очерком обо мне и о моих работах. – Тусси подала ему журнал, и он стал листать его, ища нужную страницу. – Некто Белфорт Бакс пишет о твоем Карле с глубокой симпатией и уважением, а мои идеи вызывают у него настоящий восторг.

Маркс знал, что эта весть доставит Женни большое удовольствие – она всегда со страстным интересом и ревностно относилась ко всему, что касалось репутации и оценки заслуг ее мужа. Из этих же соображений он умолчал о том, что биографические сведения были в очерке большей частью неправильны, а изложение его экономических принципов – во многом неверным и путаным.

– Дай журнал, – попросила Женни.

Маркс так и не нашел нужное место. Тусси взяла книжку, раскрыла ее, быстро нашла, что искала, и поднесла к лицу матери. Женни не могла читать, она лишь с восхищением смотрела на текст, и глаза ее, подернутые слезами радости и гордости за мужа, стали еще глубже и лучезарней, чем всегда.

– Знаешь, Мэмэ, – произнося слова медленно, чтобы не потерять власть над своим голосом, сказала Тусси, – я вчера была в Ист-Энде, там на домах расклеены вот такие плакаты. Один я тайком сорвала. – Она отступила на два шага от кровати и развернула в руках большой лист грубой бумаги.

Это был плакат, большими синими буквами возвещавший публикацию очерка Бакса о Марксе.

Женни смотрела на плакат, не пытаясь его прочитать, и по ее лицу казалось, будто болезнь отступила.

– По некоторым сведениям, – стараясь придать своему голосу легкость, сказал Маркс, – статья эта обратила на себя большое внимание. Ведь это слава, Женни, а? Что ты на это скажешь?

Женни прекрасно знала, как на самом деле Карл относился к славе. Он был предельно честен, когда года четыре назад от своего имени и от имени Энгельса сказал: «Мы оба не дадим и ломаного гроша за популярность». Но она не могла преодолеть горечи от того, что в газетах о ее Карле появлялись почти всегда лишь глупости, нелепости да клевета.

– Такая статья о тебе – это тоже впервые, – сказала она. – Тусси, положи ее мне под подушку. Может быть, я еще прочитаю ее.

– Почему ты сказала «тоже впервые»? – спросил Карл.

– Я вспоминала сегодня все, что было у нас с тобой впервые: первую радость, первое горе, первое изгнание… Вот и доброжелательная, честная статья о тебе – тоже впервые. Но все, о чем я сегодня вспоминаю, случившись один раз, потом повторялось. Неповторима только наша жизнь. И нет на свете второго Карла.

Женни радовалась за мужа, а он радовался ее радостью, и это вливало в них новые силы, они словно выздоровели и снова стали молодыми, влюбленными, красивыми.

– Ты знаешь, что я придумал? – говорил Маркс, опять слегка сжимая ее плечи. – Как только ты поднимешься, мы поедем в Зальцведель. А? Ты согласна?

Это была старая мечта Карла – побывать на родине Женни. То обстоятельство, что он никогда не был там, Карл ощущал как большую потерю, как пробел в своей жизни. Он даже ревновал жену к этому небольшому городку в Альтмарке, к скромному дому Вестфаленов недалеко от церкви святой Марии – зрительно он давно отчетливо представлял и город и дом, – они два года таили в себе тогда еще белокурую, но темноглазую девочку, которую он не знал, не мог знать, но страстно хотел хоть как-нибудь ощутить.

– Да, конечно, мы непременно поедем в Зальцведель, – радостно соглашалась Женни, – но не забывай, у нас еще столько дел. Ведь ты собирался написать «Логику», работу по истории философии, книгу о Бальзаке, драму о братьях Гракхах, очерк по истории Конвента… Я уж не говорю об окончании «Капитала».

– Разумеется! – воскликнул Маркс. – Как только вернемся из Зальцведеля, сразу засяду за «Логику» и одновременно начну книгу о Бальзаке, это будет как отдых. А еще, Женни, кроме всего названного тобой я хочу написать – угадай, что? Сатирический роман! Да, ты не удивляйся. У меня же есть в этом опыт – еще студентом в Бонне я написал однажды такой роман, назывался он «Скорпион и Феликс». Но с тех пор я кое-чему научился, а сколько за это время перед моими глазами прошло чудаков и монстров, тупиц и графоманов, демагогов и невежд, которые так и просятся под перо сатирика!.. Мы с тобой это еще обсудим…

Тусси и Елена смотрели на стариков, слушали их нежный, радостный говор и, отворачиваясь или опуская лицо, кусали губы, стараясь сдержать слезы: они ясно понимали, что присутствуют не при обсуждении планов на будущее, а при последних словах нежности и любви, при последнем прощании. Навсегда прощались два старых больных человека – два пылких молодых любовника – два израненных бесстрашных бойца – два усталых путника, завершивших сорокалетний совместный – плечом к плечу – переход… И они оба все это тоже ясно понимали.

На другой день, второго декабря 1881 года, Женни умерла. Ее последние слова были обращены к мужу: «Карл, мои силы иссякли…»