Я все еще влюблен

– Вот мне и хотелось прибыть туда, – длинным исхудавшим пальцем Шаппер указал вверх, – именно в воскресенье, когда все свободны, чтобы побольше бессмертных душ меня встречало. Ты же знаешь, я всю жизнь любил многолюдство – собрания, митинги, празднества…

– Карл! – воскликнула жена. – Как ты можешь так шутить!

– И передай всем нашим, – словно не расслышав возгласа жены, продолжал по-немецки больной, – что, как только душа Руге прибудет туда, душа Шаппера при первой же встрече набьет ей морду.

Маркс не мог сдержать улыбки, а жена снова взмолилась:

– Карл!

– Что – Карл? – обернулся к ней Шаппер. – Спроси-ка у Маркса, заслужила душа Руге, чтобы набить ей морду, или нет?

– Заслужила, – охотно подтвердил Маркс. – И притом очень давно. Заслужила хотя бы уже за одну фразу о том, что люди, подобные нам с Карлом, – бедные, ограниченные существа, которые хотят, но не могут разбогатеть и лишь поэтому верят в коммунизм и надеются на него.

– А сколько исполнится первого мая Женни? – спросила женщина, чтобы увести разговор в сторону. Оказывается, она поняла слова Маркса, сказанные по-французски. – Кажется, двадцать пять?

– Нет, уже двадцать шесть, – ответил Маркс.

Шаппер снова закрыл глаза. Маркс, понимая, что ему трудно говорить, не нарушал молчания. Вдруг больной стремительно распахнул ресницы. Его глаза сияли каким-то новым, ярким блеском.

– Старик, а ты помнишь таверну «У ангела»? – горячим шепотом произнес он.

– Таверну «У ангела»? – удивился Маркс. – Где это?

– Где! – досадливо воскликнул Шаппер. – На Уэббер-стрит, конечно, здесь, в Лондоне. Неужели не помнишь? Девятнадцатого или двадцатого августа сорок пятого года… Ведь то была наша первая или вторая встреча… Если не помнишь эту встречу и меня, то, может быть, помнишь хозяйку таверны? Она действительно была прелестна, как ангел. Фридрих не мог оторвать от нее взгляда, а ты все подсмеивался: Ангельс влюбился в ангела!

Маркс теперь вспомнил. Да, это было в августе сорок пятого. Тогда он впервые полтора месяца гостил в Англии. Приехал вместе с Энгельсом из Брюсселя. Фридрих уже неплохо знал страну, он показал в те дни своему другу Лондон, потом повез его в Манчестер, познакомил со многими чартистами, с членами Союза справедливых. А на обратном пути действительно устроили встречу в какой-то таверне. Кто там был? Гарни, Чарльз Кин, Томас Купер, кто-то еще из чартистов, конечно, Энгельс, Молль и Бауэр, и вот Шаппер… Больше он никого не мог вспомнить. Но разве таверна называлась «У ангела»? Это забавно: под крылышком ангела собрались сущие демоны революционной страсти…

– Да, ты подсмеивался над ним: Ангельс влюбился в ангела! – повторил Шаппер, и Маркс видел, как приятны ему эти воспоминания. – Но никто, конечно, не осуждал Фреда: во-первых, он был, кажется, самым молодым среди нас, а во-вторых, свои обязанности на этой встрече он исполнил великолепно.

Конечно, подумал Маркс, во многом благодаря усилиям Энгельса тогда пришли к решению создать общество «Братские демократы». Это было одно из первых обществ интернационального характера, и, несмотря на некоторые ошибки, оно сыграло полезную для своего времени роль.

– Энгельсу известно о моем положении? – внезапно изменившимся голосом спросил Шаппер.

– Да, он знает, что ты болен, я писал ему, – ответил Маркс. – Он просил передать тебе привет.

– Неужели он не может приехать проститься со мной? – тем же голосом произнес Шаппер.

– Видишь ли, – Маркс положил руку на горячую руку Шаппера, – если бы твое положение было действительно таким отчаянным, как ты его рисуешь, то Фридрих, конечно, немедленно приехал бы из Манчестера, но он очень обстоятельно советовался о твоей болезни с Гумпертом, и они пришли к выводу, что положение совсем не так опасно.

– Правда? – оживился Шаппер.

– Правда, – солгал Маркс.

Больной задумался.

Энгельс не ехал совсем не потому, что считал Шаппера вне опасности. Наоборот, он был уверен, что уже опоздал. Сегодня утром пришло письмо, в котором он пишет: «Повидать Шаппера я действительно охотно приехал бы и сделал бы это еще и теперь, если бы твое письмо не заставило меня предположить, что он уже умер. В Шаппере всегда было что-то истинно революционное, и, раз уже суждено бедняге погибнуть, меня, по крайней мере, радует, что он до последней минуты так достойно себя ведет».

– Эльза, – обратился Шаппер к жене, – оставьте нас одних.

– Хорошо, – покорно ответила жена, – но только ненадолго. Тебе нельзя много говорить.

Она поднялась с дивана и вместе с сыном вышла из комнаты.

– Я попросил их выйти, потому что опять буду говорить о смерти, – сказал Шаппер. – Энгельс со своим ученым Гумпертом ошибаются. Я действительно, Карл, умру в ближайшие дни. Я уже написал завещание. Ты понимаешь, что для меня было несложным делом распорядиться своим движимым и недвижимым – оно почти все в этой комнате, перед тобой.