– Да, да, есть такой закон, – с печалью в голосе, прикрывавшей досаду, согласился Гейгер. – Но не об этом я хочу с вами говорить – не о ружьях, не о патронах… Вы же видите, что после страшных дней безумств и кровопролитий повсеместно наступает умиротворение.
– Да, контрреволюция воспряла. Позавчера она победила в Париже, вчера – в Милане, завтра и послезавтра она может предпринять решительный штурм в Вене и Берлине. Мы это понимаем.
– Господин Энгельс! Торжествуют законный порядок и справедливость. Кругом разительные перемены!
– Между прочим, разительная перемена в вашей личной судьбе находится в одном ряду со всеми остальными разительными переменами, так восхищающими вас.
– О чем это вы? – едва совладал со своим подвижным лицом, чуть было не сорвался с принятого любезного тона Гейгер, сразу поняв, на что намекает собеседник.
– Разумеется, о назначении вас исполняющим обязанности полицей-директора.
Гейгер проглотил и эту дерзость: «Ну что ж, пусть, пусть пока порезвится». Он даже два раза хохотнул и довольно неплохо нашелся:
– Но ведь и вы, господин Энгельс, в данное время исполняющий обязанности. Разве не так? Разве не вас оставил вместо себя шеф-редактор Маркс, находящийся ныне, как сообщают газеты, в Вене?
Энгельс ощутил почти физическую брезгливость при мысли, что между ним и Гейгером может быть нечто общее.
– Вот я и хочу, – с шутливой улыбкой на губах и с серьезным выражением во взгляде продолжал Гейгер, – поговорить с вами как исполняющий с исполняющим…
– Совпадение невелико.
– И все же!
– А из бесчисленных баррикад, которые разделяют нас, обращу ваше внимание хотя бы на одну. Вы, разумеется, мечтаете избавиться от слов «исполняющий обязанности» и стать просто полицей-директором?
– Плох тот солдат, который…
– Конечно, конечно. Но вот я стать главным редактором «Новой Рейнской газеты» не желаю.
– Но почему? Это неестественно! Ваши блестящие способности, редкая образованность…
– По той простой причине, что лучшего редактора, чем доктор Маркс, невозможно себе представить. Ему «Новая Рейнская» в первую очередь обязана тем, что стала самой известной и авторитетной немецкой газетой.
– Да, по всей Германии вас перепечатывают, на вас ссылаются.
– И не только в Германии, господин Гейгер.
– Не только, не только… И тираж у вас…
– Вы можете назвать еще хотя бы пять немецких газет с таким тиражом?
– Пожалуй, только в Берлине… две-три.
– Но они существуют десятилетия, а мы – четвертый месяц. Они получают субсидии и всяческую иную поддержку правительства, а нам мешают всеми возможными способами, нас ежедневно преследуют.
– Полно, господин Энгельс, кто вам мешает, кто преследует! Да вы никого на свете не боитесь и печатаете бог знает что! Как говорит один персонаж напечатанных у вас стихов, – Гейгер быстро нашел в пачке газет нужный экземпляр «Новой Рейнской», развернул его и прочитал сатирические стихи Георга Веерта:
– Да, господин Гейгер, – охотно подтвердил Энгельс, что касается Цвейфеля, бога и страха, то все эти три персонажа в нашей редакции не пользуются популярностью.
«Персонажа!» – хотел было вслух возмутиться Гейгер, но вовремя вспомнил о своей роли.
– Справедливо и то, что этот герой говорит о ваших политических целях:
– Не стану отрицать, республику мы провозгласили бы с величайшим удовольствием, – тут согласился Энгельс.
– Очень любопытные строки дальше, – с игривой улыбкой продолжал Гейгер:
Гейгер весело посмотрел на Энгельса и как посвященный посвященному сказал:
– Я, конечно, понимаю, это сатирический прием, гротеск. Да и к тому же, по слухам, у вашего шеф-редактора такая красивая жена, что никакая другая женщина…
– Оставим эту сторону жизни доктора Маркса вне рассмотрения, – холодно прервал Энгельс.
– Хорошо, хорошо, – тотчас пошел на попятный Гейгер, хотя был весьма не прочь узнать кое-какие любопытные подробности о личной жизни шеф-редактора «Новой Рейнской газеты». – Так кто же вам мешает, господин Энгельс, кто вас преследует?
– По-вашему, следствие, начатое против нас, бесконечные вызовы в суд, обыски – это все не помеха? Вы дошли до того, что запретили доступ нашей газете даже в кёльнскую тюрьму!