Я все еще влюблен

Через полчаса Энгельс вышел из дома, дразняще вертя в руках белый конверт. Шпик не дремал. Он тотчас возник из кондитерской, куда незадолго до того скрылся, чтобы согреться, и засеменил вслед за стремительно шагавшим поднадзорным. Время от времени, когда не было встречных прохожих, шпик переходил на трусцу, а то и на легкую рысь. С белого конверта он не сводил зорких глаз…

Энгельсу надо было в свою контору, но невозможно отказать себе в удовольствии перед конторой заглянуть на биржу. В последнее время он позволял себе это частенько. Там, на городской Манчестерской бирже, картина паники, охватившей английскую, да и почти всю европейскую, даже мировую буржуазию, представала в особенно беспощадной обнаженности:

Энгельс живо вообразил, как сейчас снова увидит эти перекошенные страхом лица, растерянно блуждающие глаза, трясущиеся руки… Еще вчера эти лица светились довольством, эти глаза были надменны, а эти руки так уверенно, сноровисто и неутомимо считали фунты стерлингов, фунты стерлингов, фунты стерлингов!

По пути Энгельс зашел на почту и сдал письмо. Отойдя от нее шагов сорок, он полуобернулся и увидел, как шпик шмыгнул за почтовую дверь. «Почитай, болван, почитай», – подумал Энгельс и прибавил шагу.

Огромный, высокий, мрачный зал биржи тревожно гудел. То кивая головой, то приветственно поднимая руку, то стискивая в пожатии чью-то ладонь, Энгельс медленно побрел сквозь публику, внимательно прислушиваясь к разноголосому говору.

– В Глазго, кроме крупных, лопнуло еще много средних и мелких предпринимателей. Ими никто не интересуется, о них не пишут газеты…

– Я слышал, сэр, что завтра-послезавтра приедут греческие купцы. Ах, если бы так!..

– Вне всякого сомнения, что семьдесят пять процентов фабрикантов-прядильщиков работают про запас и лишь немногие имеют еще кое-какие действующие контракты…

– Фирма Пибоди спаслась лишь тем, что после двухдневных переговоров вымолила у Английского банка ссуду в один миллион.

– Позвольте, какой Пибоди? Этот богач американец, который ежегодно дает роскошные обеды в день независимости Штатов?

– А разве вы знаете второго Пибоди? Да, тот самый. Дело дошло и до него. Боюсь, в будущем году четвертого июля нам с вами не удастся пообедать за его счет…

– Разумеется, моя фабрика тоже перешла на неполную рабочую неделю. Но, господа, мои расходы идут своим чередом. Затраты на уголь, смазочные масла и другое остались теми же.

– Не лицемерьте! Ведь жалованье рабочим вы сократили, пожалуй, на треть, а то и наполовину?

– Ну, в общем-то…

– В Гамбурге паника, там все обесценено, абсолютно все, кроме серебра и золота…

– Чтоб провалиться этим немцам с их трусостью и жадностью.

– Не ройте яму другому…

– Шрёдера, сударь, я знаю прекрасно. Его фирма одна из самых богатых и старых в Гамбурге. На днях он воззвал к своему лондонскому брату Джону о помощи. Джон телеграфировал: если двух миллионов марок банкнотами будет достаточно, то он готов послать на эту сумму серебра. Христиан тотчас ответил: три миллиона или вовсе ничего. Такую сумму Джон послать не мог, и Христиан Матиас Шрёдер взлетел на воздух…

На Энгельса многие посматривали заинтересованно. Было известно, что молодой купец-немец получает французские, американские, прусские газеты и потому обычно осведомлен о событиях в мире гораздо раньше и лучше, чем все деловые люди Манчестера. К нему хотели бы подойти, с ним охотно поговорили бы, но у него был вид человека куда-то сосредоточенно устремленного, и никто не решался его остановить.

Вдруг Энгельс неожиданно столкнулся лицом к лицу с самим Джоном Поттером, мэром Манчестера. Это был очень толстый сорокашестилетний господин, рыжий, краснолицый, большой весельчак и бабник, «боров», как его звали в городе. Ни обойти, ни сделать вид, что не узнал, тут, конечно, невозможно, пришлось раскланяться.

– Господин Энгельс! – таким тоном, словно это встреча на охоте или на бегах, воскликнул Поттер. – Какие новости вы нам принесли? Что происходит в этом сумасшедшем мире?

– Новости? – во весь рот улыбнулся Энгельс. – Новостей много, сэр, но все они сегодня отступают на задний план перед новостями, что мы узнаём здесь, в этом зале. За этими новостями я сам сюда и пришел.

Несколько знакомых и незнакомых биржевиков приблизились к Энгельсу и мэру. Образовалась группа, которая постепенно росла.

– Здесь новость отличная! – с преувеличенным энтузиазмом завзятого весельчака ударил в жирные ладони Поттер. – Цена на хлопок поднялась до семи с четвертью пенсов за фунт. Значит, самое худшее миновало!

Это было неожиданностью. Еще вчера цена на хлопок держалась около шести с половиной пенсов, и все говорили о том, что она должна упасть еще ниже. Конечно, и сейчас положение большинства фабрикантов крайне тяжелое, некоторых – отчаянное, восемь или десять мелких текстильных фирм на днях уже лопнули. Но, по расчетам Энгельса, кризис в этой отрасли промышленности лишь тогда станет по-настоящему силен и страшен, когда цена на хлопок опустится до шести пенсов.