— М-м?
— Губы оставим на потом, ладно?
— Как скажешь. Извини, если тороплю события.
— Нет, всё хорошо. Слушай, а откуда у тебя мой номер?
— Ты же сама его вписала при оформлении заказа.
— Да, точно… А у меня из головы вылетело. Тань…
— Да?
— А куда ты убегаешь всё время… Ну, когда мы видимся?
Смешок на том конце линии.
— Это страшный секрет.
— Нет, ну правда, куда?
— Не вгоняй меня в краску. Я больше не буду убегать… теперь. Надеюсь. Катюха спит?
— Давно уже… А Тинка?
— Нет ещё. Она у нас, видите ли, сова.
— Она слышит?
— Нет, она в наушниках. Она полжизни в наушниках, если не больше. А бабушка на ночь беруши вставляет. Ей звуки мешают.
Окна домов гасли одно за другим. Время перевалило за час ночи, а разговор всё не кончался. У Лии разрядился аккумулятор в телефоне, и она кинулась в почту; сердце колотилось, как будто ей внезапно перекрыли воздух. Единичка во входящих уже бодро маячила, и Лия скорее щёлкнула по ней мышкой, жадно бросаясь в раскрытые объятия, из которых её бесцеремонно вырвали пресловутые технические причины.
«
«
Читая буквы на экране, Лия продолжала слышать голос — у себя в голове. Смайликами Татьяна пользовалась редко и умеренно, но Лия всё равно чувствовала её интонации.
«
«
«
«
«
«
«
«
«
«
«
«
«
«
«
«
«
«
«
«
«
«
«
«
«
Над кроватью Тинки висел листок бумаги с детскими каракулями — Катюшкин подарок, тот самый «козырь», но уже переделанный и дополненный. Три фигуры, держась за руки, спускались с крыльца здания с красным крестом и корявой вывеской «Болница»; если постараться, можно было угадать в крайних фигурках саму юную художницу и Татьяну, а в центральной — Тинку. Четвёртая фигурка встречала их у машины с букетом цветов; то была Лия. Тинку Катюшка изобразила идущей на своих ногах — без кресла.
Кровать была пуста и аккуратно застелена. Поток воздуха из приоткрытой балконной двери колыхал тюлевую занавеску.
Лия в лёгком длинном сарафане стояла на балконе, дыша предгрозовым ветром. Тучи наползали, затягивая небо жутковато-сизой тьмой, кроны деревьев шумели тревожно и сильно, по асфальту летела сухая пыль.
«Принятие крайних мер» состоялось. В обеденный перерыв, махнув рукой на нужды желудка, Лия заехала в студию за портретом; Татьяны опять не оказалось на месте, и Лия, затаив вздох разочарования, оплатила заказ и вышла на улицу с плотным бумажным конвертом, который показался ей тяжеловатым и чересчур пухлым. Сев в машину, она открыла его. Там она обнаружила не один портрет Катюшки, а всю фотосессию, которую Татьяна увлечённо нащёлкала. Ещё в конверте нашлась фоторамка — то ли подарок от студии, то ли лично от фотографа.
Она чуть вздрогнула от стука в стекло: к дверце склонилась Татьяна. Лия с улыбкой открыла дверцу и впустила её на сиденье.
— Привет… Ну, как тебе? — Татьяна кивнула на снимки.
— Зря ты открещивалась — мол, с детьми не работаю. Всё получилось замечательно. Мне очень нравится. — Лия с удовольствием рассматривала фотографии, осторожно держа их за края, чтоб не заляпать их поверхность отпечатками пальцев. — Думаю, Катюшка тоже будет в восторге.
— Я тут ни при чём. Катюха почти всю работу сама сделала, — усмехнулась Татьяна. — Королева кадра! Мне это чудо только щёлкать и оставалось.