Я вернусь в твою жизнь

— Позже расскажу, — подмигивает он. — А пока пора пристёгиваться, скоро взлетаем.

Действительно, по диктофону в салоне объявляют порядок действий перед взлётом. Семён усаживается в кресло спереди нас, а Настя пробирается на своё место. И я замечаю, что она дышит глубже обычного, а глазки блестят.

Кажется, Семён ей понравился.

17

Эмоции от ситуации глушат даже страх взлёта. Мои ладони становятся холодными и влажными, и я, когда мы уже взмыли в небо, ловлю себя на том, что совершенно не думала о самом процессе взлёта.

Того гляди, Радич меня и летать научит не бояться совсем.

— Мам, смотри, тут правда есть “Хороший динозавр”, — теребит меня за руку Настя. — И наушники вон возле каждого телевизора. Можно я посмотрю?

— Можно, конечно, — киваю и тянусь за наушниками. Подключаю их, выбираю дочке мультик, и она отключается от реальности, проваливаясь в свой любимый мультфильм.

Я же сижу, одолеваемая размышлениями. Мне неспокойно. Семён буквально в метре от нас, и это заставляет меня нервничать. Сердце бьётся в груди быстрее обычного. Его близость, присутствие. Само понимание того, что теперь всё изменится, что в наш узкий мирок, который мы делили с дочкой на двоих, войдёт ещё один человек. Уже входит. Да, в том, что делает Семён это мягко и аккуратно, ему не откажешь. Но, надеюсь, он и дальше обойдётся без резких движений и импульсивных признаний.

К Семёну подходит стюардесса и что-то записывает под его диктовку, а потом и он сам выглядывает из-за кресла, повернувшись ко мне.

— Мороженое Насте можно? — спрашивает, а я ловлю себя на том, что мне приятно, что он в принципе спрашивает, не принимает решения сам. — Горло там может… не болит?

— Можно, — киваю. — Только в стаканчике, хорошо? Чтобы не испачкалась.

Искоса поглядываю на дочь, проверяя, действительно ли она занята мультфильмом и не слышит меня, в последнее время она стала обижаться, когда у меня вырывается что-то подобное. Взрослеет.

— А ты какое будешь, Адамовна? — спрашивает будто между прочим. — Тут есть твоё любимое лимонное. Хочешь его?

Стюардесса поворачивает голову ко мне в ожидании решения, а я почему-то краснею. Будто он не про мороженое спросил, а… О! Почему вообще в моих мыслях такой бардак?!

— Нет, я вообще не буду.

— Я же не спросил, будешь ты или нет, я спросил какое. Но ладно, сам решу, — машет рукой, а пока я возмущённо открываю рот, снова переводит взгляд на стюардессу. — Два лимонных с карамелью и шоколадное с вафельной крошкой в стаканчике. И сок ребёнку, яблочный давайте.

— Сейчас, — кивает, улыбнувшись ему стюардесса, и уходит.

А я чувствую, что закипаю. Ну что за мужчина! Я ведь сказала, что не хочу, а он опять со своим “Адамовна, я сказал”.

Сказал он…

Буквально через десять минут приносят мороженое. Настя радостно берёт своё и начинает есть, продолжая смотреть мультфильм, а я отставляю своё на столик и складываю руки на груди.

Не буду есть, пусть тает.

Семён высовывается из-за своего кресла сбоку и строго смотрит, а потом берёт своё мороженое и, посмотрев на меня в упор, слизывает макушку рожка языком… Да так пошло, что я нервно поглядываю, точно ли Настя занята просмотром мультфильма.

Придурок.

— Бери и ешь, — кивает на мой рожок.

— Не буду.

И тогда он снова повторяет, ещё и губы влажные облизывает.

Ах ты ж.

Тебе скоро тридцатник, Бамблби, а ты как пацан, блин.

Я украдкой посматриваю по сторонам, не наблюдают ли за нами. И когда он лижет мороженое в третий раз и подмигивает, то не выдерживаю. Я будто голая сижу на лобном месте, и все смотрят. Хотя сама я ничего такого не делаю!

Фиг с тобой, Бамблби.

Хватаю свой рожок и аккуратно, совсем не пошло собираю губами подтаявшую верхушку.

Совсем не пошло, да. Так что я не знаю, почему он так вдруг брови поднимает. Одна кстати, разбита была недавно, что ли? Царапина поджившая видна.

И сидит да продолжает хихикать.

— Мам, у тебя тут мороженое, — показывает Настя на свой нос, чуть оттянув наушники.

Блин. Блин!

Стараясь не уронить достоинства, я вытираю кончик носа, с ужасом понимая, что там была огроменная клякса.

А Бамблби беззвучно ржёт, спрятавшись у себя в кресле — это я вижу в отражении экрана выключенного телевизора перед ним.

Вот же гад. И что вообще он тут забыл? Вряд ли я поверю, что по делам летит в Москву, и совсем не дочь причина соседства.

Но осознание того, что он тут из-за неё всё же, вопреки моему настрою греет душу. И чтобы мне самой себе в этом признаться, надо постараться.

Настя тоже веселится. Хихикает с меня и с довольным видом ест своё мороженое, а я вдруг ловлю контраст. В самолёт мы садились полные тревоги и переживаний. Обе. А сейчас дочка будто и забыла, что мы летим к врачам, расслабилась, улыбается. И у меня самой даже как-то отлегло.

Аура у Семёна такая, не буду с этим спорить. Он будто звёзды зажигает своим присутствием. Но тем тяжелее потом оставаться в темноте, мне ли не знать об этом. От того и так больно.

А ещё я замечаю, что кресло у Насти необычное. Там, где располагаются ноги, у неё сооружена особенная конструкция, что-то типа ортопедической подушки, пристёгнутой ремнём к подножной части кресла.