– К монстру… Ой, – она по-детски зажимает рот ладошкой. В огромных голубых глазах блестят слезы, – Простите. Я не хотела.
– Не надо плакать, – я саркастически усмехаюсь. – Так и есть. Я – монстр. Железный дровосек, – рассматриваю свои стальные ноги. – Что он хотел попросить?
– Что? – ее голос дрожит.
– Железный дровосек? Что он хотел попросить у Гудвина?
– Кажется, сердце, – едва слышно произносит Жанна.
– А что бы попросила ты?
– Вы о чем? – шепчет медсестра.
– Что бы ты попросила у великого и ужасного волшебника? Она, не задумываясь, выпаливает: – Я бы попросила для вас… для тебя руки.
И рыдая, выбегает из палаты. Я не стал ее останавливать. Пусть поплачет. Обо мне, о себе, о нас. О том человеке, который заточен в тело монстра. О том, кто некогда был, наслаждался жизнью, дышал полной грудью. Когда-то давно, в далеком прошлом.
Да, здесь я один, но не одинок. У меня есть ты. Воспоминания о тебе. О нас. О том недолгом времени, когда я был счастлив. Счастлив и горд. Ты держала меня за руку, и весь мир готов был лопнуть от зависти. Потому что у меня есть ты, а у тебя – я.
Пусть 'они' говорят, что для всех я мертв. Я не верю, не могу, не хочу верить. Я знаю, ты меня ждешь. Я все вынесу. Все вытерплю. Я вернусь. Вернусь, чтобы сказать тебе:
– Здравствуй, дочь.