Я верю в любовь

Стэнфорд. Ответ оттуда должен был прийти через неделю-другую. Да, я нервничала, но за этот месяц со мной произошла интересная метаморфоза: волнение перестало быть таким сильным, как раньше. Не сомневаюсь, что причиной отчасти было состояние апатии, которое уже воспринималось как часть жизни. Я получила сообщения о зачислении в колледжи при Бостонском и Корнеллском университетах. Хотелось бы заметить, что оба они предлагали более сложные программы медицинского образования, чем Стэнфорд. Мое безразличие пугало меня. Но при этом я чувствовала себя свободной. Глядя на свой набросок речи, где-то с полсекунды я испытывала чувство вины. Потом закрыла глаза и решила лечь спать.

Но не успела как следует завернуться в одеяло, как дверь распахнулась, и, громко топая, вошел отец.

– Папа! – возмутилась я. – Какого черта? Ты что, больше никогда стучать не будешь?

– Аппа никогда не стучал! – Это правда.

Он подошел, схватил меня за руку и вытащил из постели. Я упиралась и отбивалась.

– Что ты делаешь? – кричала я.

– Аппа устал от твоего ничегонеделания. Вставай и помоги мне в гараже.

– Не хочу, – заныла я.

Он остановился и уставился на меня.

– Что это значит?

Я сразу выпрямилась, понимая, что отца лучше не злить.

– Ничего, – проворчала я и поплелась за ним.

Дверь гаража была открыта, там на домкратах стояла машина. И не чья-нибудь, а Люки. Что за черт! Я сердито посмотрела на отца. Он пожал плечами.

– Мне все равно нужно ее чинить, так подумал, что можно заняться этим дома.

Он лег на тележку и въехал на ней под «хонду цивик».

– Так, ты бери другую, надень на лоб фонарик и держи под рукой набор инструментов.

Я тяжело вздохнула, притащила огромный ящик с инструментами, легла на другую тележку и, упираясь в пол гаража босыми ногами, заехала под автомобиль.

Я включила фонарик. Отец показывал и объяснял ситуацию.

– Масляные и топливные фильтры, а также свечи зажигания старые, просто беда. Их надо заменить, иначе машина не пройдет экологический тест. Поможешь мне заменить фильтры, договорились?

Я уже знала, что за этим последует, и принялась отвинчивать гайки теплозащитного экрана торцевым ключом. Пока я возилась, отец поглядывал на меня орлиным взором. Через некоторое время он спросил:

– Тебе интересно, как работают свечи? Ведь они металлические.

Я собиралась вынуть старый фильтр и щурилась на случай, если что-нибудь взорвется или брызнет.

– Ну, думаю, искра на кончике свечи возникает из-за электрического разряда, она воспламеняет пары бензина.

Отец задумчиво хмыкнул.

– О, ладно, разумный ответ. – Такова была его вежливая реакция, когда он не понимал, о чем я говорю. – Теперь дай торцевой ключ побольше.

Я выкатилась и порылась в ящике с инструментами. Найдя нужный ключ, передала его отцу и села рядом с машиной.

– Так что ты думаешь насчет Люки?

Я вздрогнула.

– Что ты имеешь в виду? Мы расстались. – Стараясь не огорчать отца своим кислым видом, я все же рассказала ему о разрыве – иначе как объяснить, почему он больше у нас не показывается.

– Когда это ты успела стать человеком, легко бросающим начатое дело?

– Иногда надо просто принять фигню, которую вручает тебе жизнь, – заявила я и, едва выговорив эти слова, полные жалости к себе, спохватилась, что говорю с отцом.

– Да, знаю. Очень хорошо знаю, понимаешь? – Он выкатился из-под машины и вытер руки тряпкой, лежавшей на тележке.

– Понимаю, – тихо сказала я.

Отец сел, глотнул воды из бутылки и посмотрел на меня.

– Может, скажешь наконец, что случилось?

Я избегала разговоров на эту тему: неловко обсуждать это с папой. Но сейчас было уже все равно, и я рассказала ему печальную историю Дези Ли.

Когда закончила, он некоторое время молчал.

– Вот почему ты в последнее время так много смотришь сериалы.

Я попыталась улыбнуться, в первый раз за все эти недели.

– Да, но теперь они мне нравятся.

– Знаешь, Люка наверняка думает, что ты сумасшедшая.

– Знаю.

– Потому что все это совершенное безумие, ну, ты поняла.

Как обычно, отец прекрасно сформулировал ситуацию.

– Да.

– Тогда зачем ты это делала? Почему не могла просто понравиться ему обычным способом?

Мы сидели бок о бок на тележках и молчали. Прошла минута. Отец терпеливо ждал, пока я решу, рассказать ли ему о неудачах и неуверенности в себе, вызванных моими постоянными фливалами.

Я всю жизнь доверяла ему, но сейчас не могла объяснить, что, несмотря на все его усилия, любовь и заботу, я была ужасно уязвима и ранима в том, что касалось любовных отношений.

– Ты же знаешь меня, аппа. Действуя по плану, я чувствую себя уверенней.

– Ха-ха, прямо как твоя мама.

Да уж. Не сомневаюсь, что маме никогда не понадобился бы такой план.

Отец прокашлялся.

– Знаешь что? Если бы не аппа, ты бы не родилась.

Это напомнило мне разговоры на тему полового созревания, которые он пытался вести со мной несколько лет назад… Я напряглась.

– Твоя мама часто говорила, что нам надо расстаться. Мне приходилось много раз удерживать ее от того, чтобы бросить одеяло.

– По-английски правильно говорить «бросить полотенце»[60].