Я ваш Тургенев

Редактор как-то странно посмотрел на меня, но ничего не сказал. Может, он подумал, что раз я знаю Н. Н., то что же он не просит за меня и я хожу по журналам с улицы и, как все, по году жду публикации, а может быть, мне показалось и он просто не понял, с чего я вдруг решил ни с того ни с сего уходить, раз пришел и тем более встретил знакомых. Я ему тоже ничего не сказал про свою нелюбовь к ЦДЛ, чтоб он не подумал, что я что-то из себя изображаю.

Месяца через полтора я позвонил нашему герою на его новую работу, в престижную деловую газету из новых. По-моему, он говорил о ней еще в «Метрополе», сейчас напомнил, даже дал карточку - звоните, нам нужны внештатники. Хотя говорить «новая» про эту газету смешно, она существует почти столько же, сколько существуют новые времена, а я все делю: новые, старые… Сейчас «новые» - это вчера, а «старые» - пять лет назад. (Не скажу, впрочем, что это хорошо.)

Неважно, я позвонил, на дворе была уже поздняя осень, октябрь или ноябрь, любимое время всех неврастеников и поэтов - и настроение у меня было соответствующее. Он был занят и сказал, что лучше всего будет, если я зайду к нему часа в два дня, сдача номера еще не начнется и он сможет свободно общаться. Вольница дома на «Маяковской» и кабинета с кожаными креслами была позади. Я, конечно, пообещал, что постараюсь, но в душе засомневался: я, блин, встаю в двенадцать, какие «два часа»? И какой смысл заходить днем - даже выпить будет нельзя, тем более если впереди «дед лайн», днем надо дела делать или на диване валяться, а не по гостям ходить. Подумал, что, наверное, опять увижу его через год.

Но через пару дней, так получилось, я оказался совсем рядом с его новой работой, просто улицу перейти. Я поехал в один мужской журнал, - с конторой, от которой я был в «Метрополе», я к тому времени расстался и искал работу и редакторша этого мужского журнала, с которой я случайно оказался знаком, позвала меня поговорить, а я сдуру согласился и поехал. Сдуру - потому, что после трех лет работы в женском журнале уже дал себе слово не сотрудничать в таких изданиях. Потому что, при всех неоспоримых плюсах (неплохие деньги, тусовки, иногда посылают за границу), в них что-то происходит такое, от чего вы теряете ощущение реальности и от этого постепенно дуреете, частично превращаясь в персонажей, о которых они пишут. Но - деньги, деньги, бляха-муха, люди гибнут за металл, и когда редакторша по телефону предложила мне четыре рабочих дня в неделю («мы не звери и понимаем творческих людей»), полный соцпакет и семь сотен зеленых, я не смог сразу отказаться и поехал. Ну и получил, за жадность.

Контора была отечественной и снимала этаж в каком-то огромном советском «ящике», точнее, - бывшем «ящике», в котором остались все прелести старого режима типа проходной с турникетом, когда-то помпезного, а ныне обшарпанного и темного вестибюля, большого лифта с чуть ли не сожженными кнопками, да плюс «новый порядок» на их этаже - абсолютно стерильное помещение с пластмассовыми компьютерными перегородками и ковролином - ни единого цветка - и какими-то надменными пидорами, которые повстречались мне в коридоре. Так сказать, новое вино в старых мехах.

Вот, a propos, преимущество женской конторы подобного типа - там все же тетки работают, пусть долбанутые на феминизме, но тетки, то есть кто-нибудь, глядишь, принесет цветочек, повесит какого-нибудь смешного мишку на компьютер или занавеску на окно, а заглядывающие по делам голубые (глянец, как же без них) выглядят на этом фоне как-то даже забавно. Не подумайте, что я что-то имею против геев, это дело вкуса, просто все вместе - пластмасса, совок плюс геи - это было как-то тоскливо.

Ну вот, я приехал, мой паспорт переписали - раз внизу, наверху вторично (какой-то бритый козел в голливудской униформе) и, связавшись с редакторшей по телефону, милостиво кивнули: идите. Я прошел, редакторша вылезла из-за своей конторки, у нее отсек был побольше, чем у остальных, и располагался на возвышении, чтоб, как я понимаю, было видно, кто чем занимается в рабочее время. Тетка была, естественно, внешне страшная, но вся разодетая в какие-то супермодные тряпки, и она сначала спросила, закончил ли я Литинститут или журфак, и, когда я сказал, что ушел с третьего курса, задумчиво заметила: ну, писать-то вас научить, наверное, успели (?!), и почему-то стала мне рассказывать о прелестях работы в их бабл-гаммовой фирме и ругать-вспоминать свою когда-то вольную жизнь.