Я — ваш король

Но другого пути у них не было, бежать они могли только в эту сторону, а на пути у них стояли мы. Теоретически, можно было уйти с дороги, предоставив им свободный выход. Но нас это не устраивало, не затем были все приготовления, их уход нас не устраивал, только смерть их всех, или почти всех. Чтобы от бескрайней орды остались только единицы, которым и возвращаться будет некуда, жители Некода, узнав об их разгроме, собственноручно порежут оставшихся на ремни.

Оставалась самая малость. Если пушки и пехота хоть в два раза сократили их численность, но шансы у нас неплохие, совсем неплохие. Отдать приказ я не успел, его отдал кто-то другой. Труба протяжно запела где-то рядом, а весь наш строй рванул с места вперёд. Теперь я уже поневоле оказался в первом ряду, как и другие, которые сохранили свои копья в целости.

Сказать, что было страшно, не сказать ничего. Просто представьте себя на капоте гоночного автомобиля, который несётся на сплошную стену. Мы спешили, очень спешили. Но спешили и наши противники, ещё немного, и они смогут вырваться из-за сплошной стены пехоты и, ускользнув от стычки с нами, уйти влево, а потом и вовсе сбежать с поля боя. Где-то позади их ждут свежие лошади, которые позволят им сбежать, вернуться к себе и ждать следующей войны, когда их снова станет много, а подобных ошибок они уже не повторят. Они уже почти не стреляли из луков, было просто не до того, шансов победить у них нет, это понимал даже самый тупой, только прорваться.

Успели! Я успел заорать, в крике моём было всё, страх, ярость, радость от того, что враг уже не уйдёт. Копьё насквозь пробило ближайшего всадника, одетого только в просторную светло-зелёную рубаху. Пришлось выпустить его, чтобы меня самого не снесло с седла. Конь мой снёс грудью следующего, потом ещё одного, а дальше наша атака стала замедляться. Быстро оглядевшись, я понял, что вырвался слишком далеко вперёд и теперь окружён врагами. Пусть они не знают, кто я на самом деле, но теперь, когда выхода иного нет, будут драться до последнего.

Я выхватил меч. Тот самый двуручник, который мне уже немало послужил. Работать им с седла было не очень удобно, каждый удар сильно разбалансировал всадника и грозил выпадением из седла. Но мне мои данные позволяли драться одной рукой, а второй придерживаться за луку седла. Конь мой, умная животина, тоже участвовал в бою, угощая копытами и кусая коней противника, ему тоже доставалось, но броня пока спасала.

Несколько раз меня ударили саблей, но сталь только бессильно скользнула по наплечникам, тогда как я, почти без замаха, разил противника и почти всегда результативно. Техника работы мечом уже отложилась в памяти тела. Одно движение, и кончик меча проходит через мягкую человеческую плоть, даже не почувствовав сопротивления. Вот один, с перекошенной рожей кинувшийся на меня, остался без руки, второй упал с седла, хватаясь за разрубленное надвое лицо, вот голова третьего полетела в сторону, а её хозяин ещё некоторое время посидев в седле, был сброшен обезумевшим конём.

Ко мне пробивались остальные, двое рыцарей из моей охраны, что завязли в массе врагов и не смогли оказаться рядом, наконец, пробились ко мне и встали с двух сторон, чтобы одновременно защищать меня и не мешать биться.

Следующим выпадом я достал ещё одного, он смотрел в другую сторону, а я, пользуясь длиной клинка, дотянулся и чиркнул острием ему по шее. Убил или нет, неважно, главное — обезвредил. Следующего достал уже в спину, он в кого-то целился из лука. Длина оружия, в сочетании с длиной руки, творила чудеса. Острая сталь разрубила рёбра, он рухнул вперёд, а стрела ушла в землю.

Мы двинулись вперёд, временное численное превосходство врага пошло на убыль, выстрелов в тылу у них уже не было слышно, боялись задеть своих, зато послышался стройный топот тысяч ног. Пехота перестраивалась, чтобы давить их сзади, словно пресс.

А последний гвоздь в крышку гроба орды вбил отряд короля (или не короля) Эскеля, который ещё одним укромным путём пробрался сюда и ударил им во фланг, снова послышался сильный удар, треск ломающихся копий и громкое ржание раненых лошадей.

Ура, мы ломим, гнутся чурки, хотелось мне закричать, но чурок, как бы они ни гнулись, оставалось ещё слишком много, а умирать они никак не хотели. Предлагать сдаться было некогда, да и не сдались бы они. Резня продолжалась, устилая поле трупами людей и лошадей, и заливая его реками крови, тут, наверное, лет десять трава расти не будет. С моего меча кровь уже текла ручьём, рука устала и скоро уже не поднимется, дыхание сбилось, пот насквозь пропитал подкладку шлема и теперь стекал вниз, застилая мне глаза.