Я вас жду

— Однако нет правил без исключений. Например, мой первый муж был рыжим, но до удивления добрым, мягким, внимательным. Погиб совсем молодым, в партизанском отряде… Воевали мы вместе против фашистов. Он — командиром, я — стряпухой. Полтора года из леса в лес. Красная Армия уже в три шеи гнала Гитлера, вот-вот подойдёт к нам, а тут немчура на нас как навалилась… Танки, самолёты, автоматчики, дороги все отрезаны, бой, сами понимаете, неравный: у них-то техника какая, а у нас один пулемёт, винтовки, людей раз-два и обчёлся. Всё же держались.

Как-то раз борщ готовила для хлопцев. Вдруг чувствую сильный удар в бок, вроде топором. Упала, и меня поволокли. Фашисты! Двое верзил. В штаб свой потащили, допрос учинили: что за отряд, кто командир, сколько партизан? А я молчу. Бьют чем попало, я — молчу… Потом за хату повели, на расстрел. Не успели. Наш танк как ударит снарядом по этому штабу — он в щепки вместе со всеми фрицами. А танкист один на мушку верзилу взял, что расстреливать меня собирался. Догадываешься, кто был этот танкист?

Пожимаю плечами.

— Шамо, — произносит с нескрываемой гордостью Анна Феодосьевна. — Теперь проректор, доктор педагогических наук, профессор.

Я прямо-таки обомлела: в один день столько совпадений, неожиданных встреч!

— Да, Шамо Максим Тимофеевич, — повторяет хозяйка. — Ну, чего стоишь? Распаковывайся, вещички — в шкаф, что в моей комнате стоит. Утюг — на кухне, там гладим.

И следя за тем, как я, встав на колени, принялась распаковывать чемодан, она продолжала:

— Шли годы… Вышла замуж вторично — жизнь есть жизнь. Потеряла второго мужа. Ответственный пост занимал, электромонтажный трест возглавлял, днём и ночью трудился… Обругал его ни за что ни про что вышестоящий начальник — инфаркт…

Я сочувственно вздохнула и подумала: «Век электроники, космических полётов и инфарктов».

— Да, так о чём я?.. Ага, — подымает хозяйка указательный палец вверх, — вот о чём! Проходит ещё несколько лет, встречаю Максима Тимофеевича. Разговорились, напомнила ему, как он на танке своём меня в медсанбат доставил, на раны свои пожаловалась — ноют на непогоду. Словом, о том о сём, а он вдруг говорит: «Студентов бы взяли к себе. Всё же будет и к пенсии прибавочка». — «С бору по сосенке?.. Нет», — отвечаю. Обиделась я жутко, на официальный тон перешла: «За кого меня принимаете, товарищ Шамо? К вашему сведению, кубышки я не завела. Детей у меня нет, а копить деньжата просто так не хочу». Смеётся, вижу, доволен. Тогда говорю: «Студентиков ваших давайте, задаром ладных держать буду. Только долгогривых и канареек в бесстыжих юбках не присылайте, не пущу». Хорошо, говорит, пришлю вам ладных. Боже мой, раскудахталась, — всплёскивает руками Анна Феодосьевна, — фильм начался!

Через полминуты в другой комнате загремел телевизор, потом стало тише: хозяйка вспомнила обо мне.

…Максим Тимофеевич Шамо. Полный, с благодушным лицом, на котором под стёклами очков выделяются тёмно-серые понимающие глаза. Сижу неподвижно, а внутренне вся напряжена от волнения. Он не торопясь изучает мои документы. Слежу за каждым его движением, жду момента, когда он возьмётся за ручку.

Слабое, но назойливое жужжание вентилятора, стоящего на столике рядом с телефонами, непрестанный грохот улицы, от которого дрожат стены. Какое наказание жить в городе, думаю. С ума сойдёшь! Когда училась в сельскохозяйственной академии, вдалеке от шумных трасс, и то…

Почувствовав на себе взгляд, поднимаю голову. Проректор уже без очков, они лежат со скрещёнными дужками на моих документах. Максим Тимофеевич смотрит вроде на меня, но вряд ли видит. Он о чём-то думает. О чём? Отказать или принять? А может, вовсе о постороннем?

— Значит, вы родились не в Сулумиевке, а в Тумановке? — обращается он наконец ко мне.

— В Тумановке, — отвечаю.

Он опустил веки, прикусил нижнюю губу. В чём дело? Почему у него так сразу осунулось лицо? Почему в его взгляде мелькнула какая-то тревога?

— Товарищ Троян, по какой причине, интересно знать, вы оставили колхоз, куда были направлены по окончании сельскохозяйственной академии? — кивнул на мои документы проректор.

— Сцепилась с председателем из-за яблонь.

— Из-за яблонь?

Стараюсь быть предельно откровенной.