Я вас предупредил

Ивонин беспомощно оглянулся. В обе стороны мост был пуст, струи дождя превратили его в зыбкий хребет какого-то доисторического чудовища. Только сумасшедший мог решиться идти через мост пешком в такую погоду.

«У него бред, – подумал Ивонин, – и, как назло, ни одной машины. А может, всё это чудится? Мне, а не ему?»

– Сейчас, – продолжал шептать обладатель кожаной куртки. – Сейчас пройдёт… не волнуйтесь. – Болезненная улыбка исказила его губы, глаза постепенно обрёли смысл, прояснились, боль стала покидать их. – Не надо искать машину, – продолжал он уже более внятно. – Ни один врач не в силах помочь мне, уж поверьте, Игорь.

– Откуда вы меня знаете? – хмуро удивился Ивонин.

Незнакомец сделал неопределённый жест. Улыбка его исчезла. Он ухватился за перила, медленно разогнулся и оказался на голову выше Ивонина. Со смешанным чувством жалости и недоумения тот отвёл глаза от нелепого костюма незнакомца, потом снова посмотрел на его лицо. Страшно было видеть, как крупная дрожь колотит его тело, не затрагивая головы.

– Наденьте мой плащ, – решился молодой человек. – И пойдёмте отсюда, а то промокнете окончательно. Я вас провожу.

– Не стоит. – Незнакомец отвёл руку Ивонина и сморщился. Глаза его снова остекленели на минуту, так что Ивонин почувствовал раздражение и смутное недовольство собой. «Псих какой-то, – подумал он, вытирая лицо ладонью, – или наркоман… а я пристал со своей благотворительностью…»

– Так помочь вам? – почти грубо сказал он, хотя тут же смягчил тон. – Далеко идти?

Незнакомца стало корчить, судорога исказила лицо до неузнаваемости, оно стало страшным, как у эпилептика.

– О чёрт! – Ивонин обхватил согнувшееся, бившееся крупной дрожью тело, не зная, что предпринять, беспомощно оглянулся. По мосту промчался жёлтый «Москвич», но водитель не заметил их возни, а может, не захотел остановиться. Инженер чувствовал в этот момент себя так глупо, что первой его мыслью было плюнуть и уйти. Но тут незнакомец снова забормотал:

– Ещё волна… и ещё семь тысяч… Иранское нагорье… три города полностью… не держите меня, не держите… мне легче.

Ивонин отпустил странного больного, тот с усилием разогнулся. Лицо у него стало серым, как бетон моста.

– Идите, – выдохнул он сквозь стиснутые зубы. – Я знаю, вы спешите, Игорь, идите, я сейчас справлюсь с приступом сам.

Инженер, наверное, выглядел довольно обескураженно, потому что незнакомец снова усмехнулся через силу.

– Зовите меня Михаилом, – сказал он. – Я не псих и не наркоман, и болезнь моя не входит в арсенал излечивающихся. Ни одна клиника мира не способна вылечить того, на ком отражается любое явление природы, чья нервная система способна ощущать зарождение циклона в Тихом океане и лесной пожар в джунглях Мадагаскара, вспышку на Солнце и падение вулканической бомбы… к сожалению, не только вулканической.

Мучительная гримаса перекосила губы Михаила, он с заметным усилием преодолел свой новый приступ. Что он почувствовал сейчас, какое событие? Ивонин понял, что принял слова Михаила за правду, и разозлился. Но тот вдруг улыбнулся и проговорил:

– Только что в Джайлаусском ущелье произошёл обвал, есть жертвы… Вы не верите, я вижу, но не обижаюсь, привык. В современную эпоху мне никто не верит. А я в самом деле реагирую на всё, что происходит в мире, просто крупные явления природы, сопровождающиеся большим количеством жертв, «забивают» основной фон мелких событий. Иногда бывает так больно, что хочется покончить с собой, иногда организм «сочувствует» мне, и я теряю сознание… Если хотите проверить, засеките время: только что на набережной грузовик наехал на тумбу и опрокинулся. А на проспекте Гагарина ветер повалил фургон на трамвайные рельсы и трамвай врезался в него и загорелся. Завтра всё это появится в газетах.

– Но это же страшно! – воскликнул Ивонин. – Это удивительно и страшно, если только это правда!

– Правда. – Улыбка у Михаила получилась совсем «человеческая», горькая и задумчивая. – Я ношу это в себе почти всю жизнь.

– И никто не знает этих ваших способностей?

– И сейчас никто, вернее, только вы. Раньше знали Кампанелла, Гострид, Абу-ль-Вефа, Соломон… Нас было трое, но наши товарищи не выдержали пытки жизнью, и теперь я совсем один, один вот уже около двух веков.

Ивонин недоверчиво посмотрел на голову Михаила без единого седого волоска. В глазах нового знакомого искрилась усмешка, он иногда во время разговора уходил куда-то в лабиринты своих чувств, в свою сверхранимую душу, которую пронизывали не видимые никем силовые линии бурлящей вокруг жизни. И каждое сотрясение отражалось на нём вспышкой боли! Как же он выдерживает?!