Оставив Сержа стоять посреди мостовой в лёгком ступоре, Георгий поднялся в свои апартаменты. У самого было нехорошо на душе. И ежели сначала ему стало жаль Ольгу, то по дороге домой, когда она с таким нескрываемым любопытством поинтересовалась причиной его разрыва с Верой, стало вдруг невыносимо находиться рядом с ней. То же самое нездоровое любопытство он видел в глазах присяжных, судей, прокурора во время процесса. Ведь прокурор имел полное право остановить безобразный допрос, учиненный Вере адвокатом, но не сделал того. А всё, потому что он, как и любой человек, с жадностью внимал скандальным подробностям чьей-то личной жизни.
В светском обществе никогда не считалось зазорным злословить по поводу ближнего своего, и все разговоры обыкновенно вращались вокруг того, кто с кем заключил брак, кто у кого увёл жену или любовницу. Сколько раз он сам выслушивал подобные сплетни, но Боже, как же задевает всё то, когда сам становишься объектом слухов и домыслов! А каково нынче Вере приходится? Можно только догадываться, как она переживает.
Бахметьеву очень хотелось поговорить с ней, попытаться убедить, что только рядом с ним, ей ничего не угрожает. Но один ледяной взгляд, и его решимость испарилась. Невозможно не теряя лица постоянно добиваться внимания, когда тебя отвергают самым недвусмысленным образом.
Всякий раз, когда он думал о ней, в памяти всплывали слова: «Что тогда, что ныне, я ни единого дня не любила вас. Когда мы встретились с вами в поместье Уваровых, вы смотрели на меня, как на полное ничтожество, и мне показалось, что заставить вас потерять голову, станет справедливым возмездием». Стало быть, всё, что было между ними: жаркие страстные ночи, пылкие признания, щемящая нежность — всё это лишь возмездие ему за то, что когда-то посмел свысока взирать на скромную гувернантку.
Сердце упорно отказывалось верить тем жестоким злым словам, но разум всякий раз напоминал о том, что ни разу не навестила его, ни одного письма не написала. А случись так, что не выжил бы, то и на похороны наверняка бы не приехала.
На службе ввиду полученного ранения ему предоставили длительный отпуск, но он был не рад тому. Пребывая в вынужденной праздности и безделье, ему нечем было отвлечь себя от горестных размышлений. Возвращаться в Бахметьево желания не возникало, но и в Петербурге становилось тошно от косых взглядов и шепотков за спиной.
Он, безусловно, испытывал удовлетворение от того, что Пётр Родионович понесёт заслуженное наказание. Но, всё же, размышляя над тем, не мог понять, как возможно быть столь безжалостным человеком, как возможно было замыслить столь подлую интригу, которая разрушила жизнь ближайших родственников. Ведь его принимали в доме Уваровых, Елизавета Петровна так и вовсе собиралась отписать племяннику имение. Воистину алчность людская не знает границ!
И как теперь жить? Ну, ладно он сам. О нём поговорят и забудут, а вот Вера, Ольга, Анна — чем они-то провинились перед Господом? За что он посылает им столь тяжкие испытания. Может быть, именно потому, встретив сегодня Ланского и зная о его увлечении Ольгой, рассказал ему об участи, что постигла княгиню, в душе надеясь, что Сержу хватит смелости противостоять устоям великосветского общества и принять верное решение. Но вот Анна… Бедная девочка. Росла, как княжна, а оказалась бесприданницей!
И что ожидает его собственного ребёнка? Ежели его мать станет парией, то и дочери или сыну не стоит уповать на доброе отношение.
— Барин, её сиятельство просили вас выйти к ужину, — заглянул в кабинет Стёпка.
Георгий нехотя поднялся с дивана, на котором предавался своим безрадостным размышлениям относительно собственного будущего и будущего Веры, их ребёнка, Ольги и Анны. Лидия Илларионовна уже ожидала его в столовой.
— Как всё прошло? — поинтересовалась графиня, дождавшись, когда сын присядет за стол.
— Скверно, маменька, — хмуро ответил Георгий.
— Неужели этого ужасного человека оправдали? — искренне возмутилась Лидия Илларионовна.
— Нет. Пётр Родионович отправится на каторгу. Но сам процесс превзошёл мои худшие ожидания.
— Отчего? — пригубила бокал с ином графиня.
— Адвокат Караулова умудрился вытащить на всеобщее обозрение всю изнанку жизни Уваровых, — вздохнул Бахметьев.
— Я ещё тогда говорила тебе, что не стоит с женой Николая Васильевича, царство ему небесное, путаться, Юра, — перекрестилась Лидия Илларионовна.
— Сначала с женой, потом с дочерью, — горько усмехнулся Георгий. — Во истину меня с этим семейством злой рок связал.
— Дочерью? — вздёрнула бровь графиня.
— Да, маменька, — усмехнулся Бахметьев, — для всего Петербурга уже не секрет, что Вера Николавна старшая дочь Николая Васильевича и единственная законная наследница всего состояния Уваровых.
— Боже мой, Юра! — графиня столь резко поставила на стол бокал, что вино выплеснулось на скатерть. — Какой ужас! У этой женщины воистину нет ни стыда, ни совести!