— Не скромничай, — сказал я ободряюще, — я никого не знаю, кто так же здорово понимал бы в поэзии. В этой комнате уж точно.
После такого Юри стала напоминать растаявший на солнце рожок пломбира. Словно кто-то по недоразумению очеловечил его и запихнул в тесную школьную форму. Она согнулась над своим блокнотом и постаралась стать незаметной.
— Т-ты мне льстишь, Гару, право, — проговорила Юри еле слышно.
Надо бы перестать ее смущать таким образом, а не то бедняга еще до конца второго акта от разрыва сердца откинется, но ничего не могу с собой поделать. А вот с проблемой, которая сейчас одной большой вычурной метафорой описана в поэме про енота, что-то делать явно придется. Я, конечно, притворялся, что читаю, но смотрел больше не на слова, а на запястья Юри. Интересно, если снять с нее форму, найдутся ли пятна крови под блузкой?
Не без этого, конечно. Но все же — а сегодня Юри уже резалась?
— Гару, что-то н-не так? Тебе не нравится?
Ой, че-т я опять ушел в свои мысли и стормознул.
— Напротив, — отозвался я, — просто решил вчитаться несколько раз, чтоб уж точно ничего не упустить. Мне кажется, получилось прекрасно, Юри. На месте главреда любого поэтического журнала я бы за такого автора дрался. Этот образ енота… он очень подходит под всякие нездоровые увлечения, которым мы иногда поддаемся. Потому что они приносят облегчение или потому что люди считают, что это круто…
— Да, — согласилась она, — ты все верно понял. Иногда… иногда эти увлечения даже п-постыдны, но ты настолько привык, что в трудный час ничего другого в голову не идет. У тебя есть такие?
Ого. Это что-то новенькое. Не помню, чтоб главному персу приходилось о себе откровенничать. Наверное, потому что и откровенничать особенно не о чем.
— Не знаю даже, — развел я руками, — разве что игры могу назвать. Я часто в них зависаю, особенно на выходных, здорово помогает отвлечься.
— Значит, нет, — грустно улыбнулась Юри и поправила волосы, — что ж, теперь перейдем к твоей работе.
Текста там оказалось не в пример меньше. Но она все равно изучала ее тщательно и скрупулезно. Наверное, так какие-нибудь археологи впервые рассматривали иероглифы древних египтян. Некоторые строчки Юри даже еле слышно проговаривала. Осознанно или нет — понятия не имею. Я сидел и надеялся только, что мое умиление не так заметно.
— И-исключительная работа, Г-гару, — наконец повернулась Юри ко мне, — к-как ты так быстро научился? И обращение выстроил толково, и антитезы нетривиальные подобрал, и образы… образы очень яркие. Это превосходная поэзия. Молодец.
Ну, молодец, конечно, не я, а Роджер Уотерс с Дэвидом Гилмором, но Юри об этом знать совсем необязательно.
— Очень рад это слышать, — смутился я, — просто вспомнил, что ты вчера сказала… искать свою манеру и все такое. Я посидел сегодня утром перед школой, подумал хорошенько и вот что из этого вышло…
Юри выпрямилась и посмотрела на меня с упреком.
— Гару, тебе нужно б-больше заботиться о себе. Спать урывками н-нельзя, даже если цена этому — такие прекрасные стихи. Они не стоят твоего з-з-здоровья.
Как же мне захотелось ее обнять. Наверное, если бы в аудитории больше никого не было, я бы так и сделал. Ну не может живой человек быть… таким.
В жопу мистера Хайда. Даже с этим жить можно. В конце концов, как-то, выражаясь языком зумеров, я ж ловил краш на личность Милины из Мортал Комбата.
— В любом случае, я о-очень рада, что смогла тебя… в-в-вдохновить, — закончила Юри и вернула мне листок. Я тоже протянул ей блокнот.
— Еще как… И, Юри… хотел тебе сказать…
— Д-да?
Надо как-то осторожно это сделать, чтоб не показаться криповым. Перепугать Юри проще, чем школьника на Майнкрафт подсадить.
— Если у тебя вдруг неожиданно придет… ну, тот трудный час, ты не обязана справляться с ним в одиночку. В случае чего я всегда тебя выслушаю. Не уверен, что подберу нужные слова, но уж ухо свободное найдется. В конце концов, учитывая, что сегодня вы не дали мне умереть, подавившись собственным языком, это будет правильно. Я тебе это как друг говорю и как товарищ по клубу. Енотам полезно поголодать — судя по видосам в интернете, они часто уж очень жирными вырастают.
Юри ненадолго замерла в недоумении, будто бы осмысливала мои слова, но потом ее лицо осветилось застенчивой улыбкой. Совсем не такой, как тот жадный оскал из сна.