— Я бы предпочла, Гарик, чтобы ты вообще не упоминал при мне слово на букву «К», оно идет вразрез с моими убеждениями, — заявила Моника.
Я прижал динамик ладонью и повернулся в ее сторону. Оттуда доносилось шипение и сдавленный писк — Нацуки не очень стойко переносила «лечение».
— Что такое, Монкер? — поинтересовался я, — успокойся, щас даже в топовую колбасу мяса не кладут почти, разве что губы свиные да хвосты.
Фу, так приукрасил, аж самому гадостно стало.
Она небрежно махнула на меня рукой, как на доставучую муху и вернулась к своим врачебным обязанностям. Вернулся и я.
— Ну так что? Нам тебя ждать? Мы уже кофе нахлестались, а хочется чаёчку горячего, душистого, чтоб прям до костей проняло… никто, кроме тебя, такой сделать не способен, Юри…
— Ладно-ладно, я в-выхожу, м-можешь не р-распинаться.
Даже по голосу было слышно, как она улыбается. Рисуй галочку, брат. Одна есть. Теперь осталось вытащить сюда Сайку — и дело в шляпе.
— Жду.
Я ткнул в красную трубку и выставил в сторону Моники большой палец. Она тем временем закончила с ранением Нацуки и теперь сметала осколки фарфора в совочек. Вот тут-то и стало еще раз очевидно, почему короткие ночнушки — игрушка дьявола Изо всех сил смиряя плоть, я уткнулся в телефон и набрал номер Саёри. Здесь-то проблем вообще возникнуть не должно. Ее даже уговаривать не придется. Так что максимум две минутки на беседу. И я соберу всех, как покемонов в игре.
Однако Саёри не подходила к телефону. Гудки проходили, так что отключен он точно не был. Вот растяпа! Наверняка опять забыла его где-нибудь… Например, в кармане пиджака. Да только это странно — форма школьная у нее обычно в комнате валяется таким страшным серым комком…
Гудки все продолжались и продолжались. Причем один стал казаться громче другого… биииип! бииииип!
Я потер висок в попытке прогнать волнение, но оно уходить отказывалось. Прочно угнездилось где-то в районе поджелудочной. Закопалось червячком и прогрызло себе ходы… нет, разбомбило как из гребаной базуки.
— Эй, Золушка! — крикнул я, — бросай свой совочек и иди сюда.
Моника что-то в мой адрес сказала (не разобрал, что именно, наверняка похвалила за отсутствие подхалимства!) и вскоре предстала передо мной во всем своем великолепии.
— Что такое, Гарик?
Теперь, когда Нацуки была помимо своей воли в нашу тайну посвящена, Моника стала звать меня как привыкла.
— Пожалуйста, набери Саёри. Че-т она не отвечает.
Моника вопросительно подняла бровь.
— И ты полагаешь, что моя сила убеждения настолько велика, что МНЕ она ответит?
Я пожал плечами.
— Мало ли… вдруг она обиделась за что-то. Я, правда, понятия не имею, чем мог бы накосячить…
Именно. Поэтому мне и неспокойно. Разум все пытается найти рациональные объяснения и не может. Остаются нерациональные, от которых в горле комок образуется.
— Прости. — Моника отложила телефон, — я могу, конечно, еще с рабочего номера набрать, если хочешь, но не думаю.
— А че вы оба завелись-то, м? — вклинилась Нацуки. — Или забыли, с кем дело имеете? Это ж Саёри! Точно забыла телефон на кухне, а сама в спальню усвистала, наушники нацепила. Успокойтесь оба!
Иронично даже прозвучало, если учесть, какой перформанс она тут перед нами изображала совсем недавно. Даже с членовредительством, как в том случае с «Джанго освобожденным», когда ди Каприо во время сцены руку бокалом рассек.
Нацуки тоже выдала исполнение, достойное «Оскара». И премии «Сатурн» на сдачу. Что-то слишком много их в последнее время. Сначала Майкл вещает как злодей из фильмов про Бонда (с кнопкой!), теперь вот Нацуки кризис личности в прямом эфире переживает? А кульминация где?
Я действительно знал. Все это время знал. Только прогнал мысль об этом на самый краешек разума, прямо в подсознание заныкал.
Я поднялся с дивана и направился в коридор. На ходу бросил девочкам:
— Я быстро, щас вернусь. Полчаса, не больше.
— Гарик, ты куда? — Моника встревожилась.
— Саёри проведаю. Че-т неспокойно мне, Мони. Ты ж понимаешь — воскресенье.
Она посмотрела на меня внимательно и печально. Действительно поняла.
— Иди. И будь осторожен.