Я вам что, Пушкин? Том 1 (СИ)

— Иногда даже слишком много, — проворчала Нацуки, — так трещит, что не заткнешь.

Саёри хихикнула смущенно, подскочила ко мне и шепнула на ухо.

— Не обращай внимания, Нацуки у нас просто любит побухтеть.

И потом добавила уже вслух:

— Но на самом деле она просто душка. Даже испекла для тебя кексики!

Нацуки покраснела как хорошо сваренный рак и сжала кулаки.

— Саёри! Ты зачем…?

— А что такое? Или ты не успела закончить?

— Успела я все! — гаркнула коротышка, — просто… просто…

Остаток фразы вышел нечленораздельным. Мне хотелось заорать в голос со всего происходящего. Одно дело читать текстовку на экране, и совсем другое — слышать собственными ушами. Хотя нет, не собственными. Ушами Гару. Да еще и голос у Нацуки оказался забавный — пронзительный такой, въедливый, как у старого алкаша Оззи Осборна в его лучшие годы.

— Кексики — это хорошо, — решил я все-таки спасти положение, — даже очень! Давайте тогда чаю попьем и вы мне тогда все про клуб расскажете, окей?

Ответа не получил. Девчонки уставились на меня во все глаза. Сначала я не понял, чего такого сморозил. Но через секунду до меня дошло. В тот фрагмент диалога, где ГГ спрашивает Юри про чайный сервиз, мы так и не успели дойти!

— О… О-о-откуда ты знаешь, что мы на собраниях пьем чай? — слегка наклонила голову Юри.

«Никогда еще Штирлиц не был так близок к провалу» — превратился в рассказчика внутренний голос. Да уж, Гарик, чисто сработал, молодец. Совсем не подозрительно. Давай, сообрази что-нибудь, а то засыпемся. Вон как Моника напряглась. Глазищами своими зелеными так и буравит.

— Да ниоткуда. Просто предположил, — постарался я сделать максимально пофигистичный тон, — многие ведь за чтением чипсы грызут, орешки или пьют что-нибудь, чтоб лучше погрузиться в атмосферу и все такое.

— Точно, — подхватила Саёри, — я вот мятные конфетки люблю. Иногда если книжка интересная, по целой пачке высасываю!

Мой мозг немедленно предложил с десяток пошлых шуток про «высасываю», и пришлось постараться, чтоб ни одну из них не озвучить.

Руссо туристо, дамы и господа, облико морале.

На этом напряжение рассеялось. Хотя не уверен, схавала ли мою отмазку Моника. У нее хватит опыта и мозгов такие штуки распознать.

— Тогда как обычно, сдвинем парты, — предложила Моника.

— Ща все сделаю, — деловито пообещал я, — не переживайте.

Засучив рукава, двинулся к одной из средних парт, взялся за края столешницы… Оп… По идее дело должно быть плевое — в зал я хоть и пару лет уже не ходил, но и заморышем меня не назвать. Так какого хера эта парта такая тяжелая?

Ах да. Руки-то принадлежат задроту-анимешнику, который в своей жизни ничего тяжелее компьютерной мышки и пениса не поднимал. Что ж, тогда никаких вопросов. Я пыхтел, перемещая парты как в гребаном «тетрисе». Скоро мышцы рук и спины решили поинтересоваться, а не охренел ли я, и работать стало гораздо сложнее.

— Гару, тебе точно не нужна помощь? — поинтересовалась Моника.

— Все путем, еще чуть-чуть и закончу, — отозвался я, пытаясь унять стук в висках, — пару минут.

Ударить мордой в грязь совсем не хотелось. Все рассредоточились по комнате. Юри отправилась хозяйничать в кладовку, видимо, чайник и впрямь там стоял. Саёри и Моника приводили в порядок доску. Нацуки и вовсе вышла куда-то в коридор. Наконец мне удалось расставить парты более или менее как следует, и мы стали дожидаться шеф-повара. Долго, впрочем, томиться не пришлось — Нацуки появилась уже через пару минут с большим подносом в руках, накрытым парой салфеток.

— Ну что, готовы? Та-да! — не дожидаясь ответа, она сдернула салфетки. На подносе лежали шесть кексов. Кажется, нынче их называют капкейками или как-то так. Однажды Милке тоже взбрело в голову, что она охренительного левела кондитер и поэтому может организовать маленький бизнес и печь на продажу всякую мелочевку, типа кексов, пряников, имбирного печенья и прочей лабуды. Горела она своей идеей ровно полторы недели, после чего утратила всякий интерес, но за эти полторы недели я как штатный дегустатор всех образцов наел себе килограмм семь, не меньше. И капкейки среди этих образцов тоже имелись.

Только вот они и близко с этими не валялись. Каждый капкейк — небольшая башенка. Бисквитное тесто двух цветов (вроде бы такое называется мраморным), сверху шапка из густого сливочного крема, а на шапке выложена кошачья мордочка. Глаза, нос и рот темным шоколадом, а уши — молочным. Я бы даже не решился такое есть, не зафоткав сперва для инстаграма. А ведь у меня там даже профиля нет!

— Ого! — опять выразила всеобщие эмоции Саёри, — какие красивые!

Красотой она долго наслаждаться не стала и сразу вгрызлась в кексик. Сразу измазала всю мордашку в креме, но ее это, кажется, не очень заботило. Я даже позавидовал такому внутреннему спокойствию.

(тут не спокойствие. люди с депрессией часто на свой внешний вид забивают)