Я – утопленник

– Анфиса! – еще раз позвал я.

– Я здесь.

Русалка словно возникла из ниоткуда, и вот она уже рядом. Чувственные губы кривятся в соблазнительной улыбке, белое, совершенное тело манит, паря в черной ночной воде.

– Ты позвал, и я пришла, – сказала она, останавливаясь почти вплотную. Ее шея, плечи и грудь были так близко… Я смутно помнил, что еще недавно был готов ее убить, но сейчас мною овладело иное чувство… Тело русалки притягивало взгляд, и я не мог смотреть ни на что другое. Юлька не такая красивая. Она не идет ни в какое сравнение. Зато… Юлька любит меня по-настоящему, без всяких чар!

Я помотал головой, стряхивая наваждение.

– Я люблю тебя, Андрей! – Анфиса протянула ко мне гладкие бледные руки. Она улыбалась, но ее выдавали глаза. Ни капли тепла в них, ни лучика света…

– Ты не можешь любить, тварь! – Я оттолкнул ее.

Русалка вздрогнула.

– Я ждала, я терпела, когда ты уходил к ней! – негодующе произнесла Анфиса. – А она не вытерпит и мига, если увидит меня с тобой! Так кто из нас любит сильней? Она не простит, а я прощу! Все прощу! Только будь со мной и люби меня!

Я не отвечал. Со мной была вера – она не нуждалась в словах.

– Посмотри на меня! Никто из земных девушек не сравнится со мной в красоте! – Русалка парила вокруг, бесстыдно извиваясь и оглаживая себя так, что я чувствовал себя столбом в стриптиз-баре. – Я буду любить, как ни одна другая!

– Ты это и Архипу говорила?

Анфиса остановилась:

– Архип – старый дурак! Он выжил из ума. Не слушай его! Он завидует тебе, молодому! У него нет мужской силы! – засмеялась русалка. – Кому он нужен, такой? Все русалки над ним смеются.

– Ты говорила, что будешь любить его всегда!

– Он лжет, я никогда не говорю ничего подобного!

Что-то неуловимо изменилось в облике русалки. Я еще не понял, что именно, но уже знал, как действовать дальше. Вспомнил совет Архипа:

– Значит, ты любишь меня, Анфиса?

– Люблю! – жарко призналась русалка.

– Тогда идем к Водяному! Пусть он отдаст тебя мне! Ведь ты его жена?

Она опешила:

– Слизень убьет за такие слова! И меня вместе с тобой! Зачем тебе это? Мы и так сможем любить друг друга! Иди ко мне, любимый!

Я покачал головой:

– Я не люблю тебя, Анфиса. И ты не любишь меня. Только морочишь.

Чары рассеивались. Теперь я видел перед собой не одно, а два существа. Сквозь холеное белое тело просвечивал пугающий, хищный силуэт.

Я молчал, ожидая, что еще она скажет. Но Анфиса притихла, пристально разглядывая меня. Казалось, она решала и взвешивала. Надеюсь, не мою судьбу.

– Ты пожалеешь об этом! – наконец произнесла она. – Никто… Еще никто…

Она не договорила, но я знал, что она хотела сказать.

– Прощай, – произнес я, отворачиваясь от нее. Я уже не хотел ее смерти. Пусть живет, думая, что это жизнь, и любит, думая, что это любовь…

– Знай, Андрей! – услышал я вослед. – Тебе недолго осталось! Скоро она не сможет видеть тебя! Скоро никто из смертных не сможет видеть тебя! Никогда! И тогда ты придешь ко мне… Потому что идти тебе станет некуда!

Я презрительно качнул головой. Еще узнаем. Ведь любят не глазами, а сердцем. Только русалке этого не понять.

…Вечер я провел дома. Плюхнувшись на диван, я никак не мог поверить, что час назад находился на дне реки. Два мира накладывались друг на друга, цепляясь расплывчатыми гранями. Где начинался один и кончался второй, я не знал. Я жил на два мира, и это было бы неплохо, если бы второй мир медленно не засасывал меня. Я точно знал, сколько мне осталось. Тринадцать дней. Оставалось каких-то тринадцать дней.

Я пошел на кухню попить, сполоснул лицо и явственно услышал негромкий, неприятный голос, прошипевший из крана:

– Приходи ночью под Троицкий мост!

Я отшатнулся: в кухне никого не было. Из комнаты соседей доносился звук работающего телевизора, но голос прозвучал так ясно, словно говоривший находился рядом. И слуховыми галлюцинациями я никогда не страдал. В тот же миг появилась уверенность, что это не глюки и что ночью мне непременно надо быть там, где сказано. Но быть мне там не хотелось. А если не приду?

– А не придешь – будет худо! – добавил голос напоследок. И это «будет худо» напугало больше, чем самые жуткие угрозы.

Что-то должно случиться. Что-то страшное. И я заранее боялся, еще не зная чего.

Ночь – понятие растяжимое. Странный голос не сказал, в котором часу быть под мостом. А если опоздаю? Но вряд ли нечисть плавает с часами. Я сидел в темной комнате, не зная, когда идти, и вдруг почуял: пора! Это знание, внезапно родившееся из ниоткуда, испугало сильнее, чем голос из крана. Пойду, решил я. Хотел бы Слизень убить меня – убил бы еще тогда…

Я вышел из дому и направился к Литейному. По проспекту добрался до набережной, нашел спуск к воде. Огляделся и осторожно погрузился в Неву. Огни города исчезли, я плыл в кромешной тьме, но неведомое доселе чутье подсказывало направление. Вдруг спохватившись, я захлопал руками по карманам – подумал, что в воде могут выпасть ключи от квартиры, но они были на месте. Зависнув в воде, я переложил их в карман с пуговицей и поплыл дальше.

Я уже понял, куда плыть. Туда, где я оказался после падения.