Я умею прыгать через лужи. Рассказы. Легенды

Озеро находилось в котловине, оно было совсем скрыто крутыми, высокими берегами, поднимавшимися террасами на двести-триста ярдов над уровнем воды. Видимо, эти террасы продолжались и под водой, так как уже в нескольких ярдах от берега дно резко опускалось на большую глубину; там протягивали тонкие нити водоросли, и вода была холодной и неподвижной.

Никто из ребят в школе не умел плавать, да и среди взрослых в Туралле я не знал никого, кто бы умел. Подходящих мест для купания поблизости не было, и только в нестерпимо жаркие вечера люди, поддавшись сильному искушению, ходили на озеро, которое всегда считалось опасным местом. Детей предостерегали, чтобы они держались от него подальше.

Однако ребята, пренебрегая порой родительскими советами, барахтались в озере у самого берега, стараясь научиться плавать. Если при этом присутствовали взрослые, они не сводили с меня глаз и не подпускали близко к «ямам», как мы называли места, где дно вдруг уходило из-под ног. Они переносили меня с берега на мелкое место — их беспокоило, что я ползу по камням или пересекаю полоску скользкого ила у самой воды.

— Эй, давай я перенесу тебя! — говорили они.

Они привлекали ко мне внимание всех присутствующих. Когда взрослых не было, ребята как будто не замечали, что я ползаю, а не хожу. Они обливали меня водой, облепляли илом во время наших битв или наваливались на меня и колотили мокрыми кулаками.

В таких драках, когда мы кидались илом, я представлял собой великолепную мишень, так как не мог увертываться или преследовать нападавших. Мне ничего не стоило уклониться от участия в этих схватках: надо было лишь запросить пощады и предоставить победу противникам. Но, поступив так, я уже не мог быть на равных с мальчишками. Я навсегда превратился бы только в наблюдателя, и ребята стали бы относиться ко мне так же, как к девчонкам.

Я не сознавал, что в моих действиях есть определенная логика, и не понимал, что поступать так, а не иначе заставляет меня стремление добиться полноправия. Я не мог бы объяснить свои побуждения. Так, когда передо мной вырастал мальчишка, решивший во что бы то ни стало забросать меня илом, я полз прямо на него, не обращая никакого внимания на летевшие в меня комья, и в конце концов, когда я находился уже совсем близко и готов был схватиться с ним, он поворачивался и удирал.

То же самое происходило и в драках на палках. Я сразу бросался в бой и принимал на себя сыпавшиеся удары — ведь только таким путем я мог добиться уважения, с которым дети относятся к победителям во всех играх.

Умение плавать весьма высоко ценилось ребятами, и обычно если ты умел лежать на воде лицом вниз, передвигаясь по дну с помощью рук, то уже считалось, что ты научился плавать. Но я хотел плавать там, где глубоко, и, так как другие дети очень редко ходили на озеро, я стал ездить туда один.

Оставив коляску в кустах акации, я спускался вниз по поросшим травой террасам до берега, там раздевался, переползал камни и полосу ила и добирался до песчаного дна. Вода там была мне по грудь, когда я сидел.

В статье, напечатанной в «Приятелях», ничего не говорилось о том, что надо сгибать руки и выбрасывать их вперед так, чтобы они легко шли по воде, не оказывая ей сопротивления. По картинкам у меня сложилось представление, что процесс плавания заключается в движении вытянутых рук поочередно вверх и вниз.

Я добился того, что мог держаться на воде, с силой колотя руками, но двигаться вперед я еще не умел. Только на втором году, поговорив у наших ворот о плавании еще с одним свэгменом, я научился правильно двигать руками.

После этого я с каждым разом плавал все лучше, и пришел день, когда я почувствовал, что могу поплыть куда угодно. Я решил испытать себя над «ямами».

Был жаркий летний вечер, и озеро казалось синим, как небо. Я сидел голый на берегу, наблюдая за черными лебедями, которые плавали вдали от берега, то поднимаясь, то опускаясь на мелкой волне, и препирался с Другим Мальчиком, который хотел, чтобы я отправился домой.

«Ты проплыл не меньше ста ярдов вдоль берега, — увещевал он меня. — Никто в школе не способен этого сделать».

Но я не обращал на него внимания, пока он не сказал:

«Смотри, как здесь пустынно».

Одиночество пугало меня. Вокруг озера не росли деревья. Оно лежало совсем открытое небу, и над ним всегда царило полное безмолвие. Изредка раздавался крик лебедя, но это был печальный звук, лишь подчеркивающий уединенность этого места.

Немного погодя я сполз в воду и, загребая руками, чтобы держаться прямо, добрался до края обрыва в темную, холодную синеву. Тут я остановился, двигая руками и глядя вниз, в чистую воду; в глубине на крутом склоне подводной террасы видны были длинные бледные стебли водорослей, извивающиеся, как змеи.

Я посмотрел в небо надо мной, оно казалось таким огромным — пустой купол неба и пол из синей воды. Я был совсем один в мире, и мне было страшно.

Постояв немного, я вздохнул и бросился в «яму». На секунду моих повисших ног коснулись водоросли, потом соскользнули, и я поплыл по воде, которая простиралась подо мной вниз до бесконечности.