Я дрался за воду, как и все остальные. В таких случаях никто не считался с моими больными ногами, и меня сбивали наземь или отталкивали в сторону, проявляя полное пренебрежение к моим костылям.
Я поощрял такое отношение к себе, прибегая к угрозам, совершенно не соответствовавшим моим силам и возможностям. «Как дам раза, тогда узнаешь!» — кричал я нашему школьному силачу и главному забияке, к немалому его удивлению.
Все были уверены, что я готов осуществить свои угрозы, но до стычки со Стивом Макинтайром случая для этого не представлялось.
Стив ударил по кружке, когда я пил, облил мне всю грудь и выхватил у меня кружку. Я ударил его в живот, но от толчка выронил костыль и упал. Лежа на земле, я схватил Стива за ноги и свалил его в грязь. Он, однако, поднялся раньше, чем я, и уже бросился на меня с кулаками, но тут раздался звонок. В течение целой недели после этой стычки мы обменивались угрозами; каждого из нас окружали приятели, шептавшие нам на ухо свои советы. Все считали, что у меня сильные руки, но советчики Стива открыто заявляли, что если выбить у меня костыли, то песенка моя спета. Мои же сторонники, наоборот, утверждали, что лучше всего я дерусь именно лежа.
Сам я не знал, в каком положении я дерусь лучше всего, но был твердо убежден, что выйду из боя победителем.
— Пусть он собьет меня с ног, — заявил я Фредди Хоуку, — я все равно встану и снова кинусь на него.
Мои рассуждения основывались на простой предпосылке: «Если ты не сдаешься, тебя никогда не побьют». Я знал, что ничто на свете не заставит меня сдаться — следовательно, я должен победить.
Пересчитывая камешки и укладывая их в холщовый мешочек на шнурке, Фредди сказал мне:
— Я буду драться за тебя со Стивом и подарю тебе еще одну битку.
С этим я никак не мог согласиться. Я должен был сам разделаться со Стивом — сам, и только сам. Или я буду драться с ним, или навсегда прослыву мямлей и маменькиным сынком. Если я не буду с ним драться, ребята перестанут верить моим словам.
Все это я объяснил Фредди, и он посоветовал мне драться со Стивом, прислонившись к каменной стене, потому что, промахнувшись, Стив всякий раз будет ударять кулаком о стену.
Мне этот план понравился.
Вечером, придя из школы, я рассказал матери, что завтра буду драться со Стивом Макинтайром у старого пня на выгоне Джексона.
Мать обернулась ко мне (она готовила обед у плиты) и воскликнула:
— Драться? Ты будешь драться?
— Да, — ответил я.
Она поставила на плиту большой закопченный чайник и сказала:
— Мне это не нравится, Алан. Разве ты не можешь уклониться от этой драки?
— Нет, — сказал я, — я хочу с ним драться.
— Не надо, — произнесла она умоляющим голосом и вдруг умолкла, на лице ее появилась тревога. Она задумалась. — Я… А что говорит отец?
— Я еще ему не рассказал об этом.
— Пойди и скажи.
Я пошел к загону, где отец проваживал молодую нервную лошадь, волочившую за собой бревно. Выгнув шею, она грызла удила, и вся морда ее была в пене. Шла она скачками, и отец ей что-то говорил.
Я забрался на ограду и сказал:
— Завтра я буду драться со Стивом, Макинтайром.
Отец придержал лошадь и стал хлопать ее по шее.
— Как это — драться? — спросил он. — На кулачках?
— Да.
— А из-за чего сыр-бор загорелся?
— Он облил меня водой.
— Ну, это не страшно, — сказал отец, — я и сам не прочь побрызгаться.
— Он вечно задирается.
— Вот это уже хуже, — произнес отец, глядя в землю. — Кто твой секундант?
— Фредди Хоук.
— Да, — пробормотал он, — это хороший парень. — И добавил: — Я знал, что тебе придется с кем-нибудь сцепиться. — Он посмотрел на меня. — Но ведь не ты затеял драку, правда, сынок? Мне бы этого не хотелось.
— Нет, — сказал я, — это он пристает ко мне.
— Понятно, — промолвил отец и посмотрел на лошадь. — Подожди, я сейчас ее отведу.
Понаблюдав, как он распрягает лошадь, я слез с ограды и стал поджидать его у дверей конюшни.
Выйдя, отец сказал:
— А теперь давай-ка все выясним по порядку. Какого он роста, этот Макинтайр, я что-то не помню его.
— Он повыше меня, но Фредди говорит, что он трус.
— Подумай, — продолжал отец, — что будет, если он тебя ударит. Ведь он из тебя котлету сделает, а ты его схватить не сможешь. Конечно, и ты можешь разок здорово стукнуть его, но, если он ударит тебя подвздох, ты свалишься, как куль с мукой. Не потому, что ты не умеешь драться, — поспешно добавил он. — Я знаю — ты будешь молотить его, словно настоящая молотилка, но как ты устоишь на ногах? Ведь ты не можешь одновременно и держаться за костыли и бить его.
— Ничего! — с жаром воскликнул я. — Стоит мне только очутиться на земле, и я свалю его с ног, он от меня не уйдет.
— Ну, а как твоя спина?
— Все в порядке. Не болит. Вот если он ударит по спине, тогда будет больно, но я ведь буду на ней лежать.
Отец вынул трубку и задумчиво смотрел, как его пальцы уминают табак в чубуке.
— Жаль, что нельзя драться как-нибудь по-другому… Например, стрелять из рогатки.
— О, он по этой части собаку съел. Ему ничего не стоит за версту попасть в синицу.
— А как насчет палок? — спросил отец с ноткой сомнения в голосе.
— Палки! — воскликнул я.