Я ухожу, любимый

Чувствуя себя не в своей тарелке, я медленно тяну на себя верхний выдвижной ящик. Когда в нем не оказывается абсолютно ничего, нервно по очереди дергаю на себя все остальные ящички. Но и там угрюмая пустота. Если что-то и осталось, то только мое белье с носками и стопка нецензурных выражений. А вещей Зорины нет. В панике я мчусь в ванную и теперь явственно вижу то, чего не разглядел час назад: щетка Зорёнка на месте, и паста тоже, и полотенце, но всех остальных принадлежностей нет! Крема, банки, склянки… все исчезло!!!

Ощущая, как тяжелое предчувствие затапливает меня изнутри, я вновь хватаю телефон и настойчиво звоню ей. Раз. Другой. Третий.

В ответ все та же тишина. И теперь она кажется не просто зловещей. Это как невидимый яд, что уже проник в кровь и неторопливо отравляет меня.

Я не выдерживаю и отправляю еще одно смс:

Я: «Зорь, что происходит? Где твои вещи?»

Ответа ждал как на иголках. Почти весь день.

И… естественно, не дождался.

Глава 3

— Доброе утро, мам, — проговариваю я бодро и начинаю разуваться. Сумочка уже болтается на крючке.

Я отворила дверь своим ключом: у меня всегда хранится запасной комплект.

— Зоренька… Что случилось, родная?

Мама смотрит на меня, как на привидение. Руку к груди прикладывает, со стороны кажется, что за сердце хватается. Но на самом деле это не так: привычный жест означает лишь жуткое удивление.

— Да вот… в гости заехала. Ты не против?

— В такую рань? — уточняет мама.

— Да.

Я стараюсь не обращать внимания на ступор в ее добрых глазах, но не получается.

Не дожидаясь ответа, прохожу на кухню. Наскоро мою руки и тянусь в ящик за кружкой.

В наступившей звенящей тишине мама молча включает чайник. Его шум кажется пугающе громким.

— Что же случилось, дочка? — участливо интересуется мама. — С Акрамом поругались?

Она так смотрит на меня… сочувственно, проникновенно. Мне не закрыться от нее. Слезы наворачиваются на глаза, я украдкой смахиваю их, задираю голову к потолку. Шмыгаю носом.

— Я больше так не могу. Его дома не бывает. Он постоянно где-то. С кем-то другим. Я не понимаю, куда делись мы! — восклицаю я, едва сдерживая гримасу отчаяния. — Как будто и не было никогда!

— Дома не ночует? — интересуется мама и медленно поглаживает меня по плечу. А я беру ее морщинистую руку в свои ладони, сжимаю крепко-крепко, словно так смогу укрыться от всех напастей, и целую тыльную сторону. Прижимаюсь мокрой щекой, прикрывая глаза.

— Ночует. А что толку? Он постоянно врет. Надоело слушать его отмазки. Я ему не нужна. Не нужна, понимаешь?! — голос срывается на крик, изнутри полосует раскаленным лезвием. — Он возвращается домой, а от него несет женскими духами. Я уже ненавижу его улыбку и мечтающий взгляд, порхающий по экрану, пока Акрам мыслями с кем-то другим. Он постоянно изворачивается, задерживается. И его не волнует, что я при этом чувствую.

— Зоречка… — печально вздыхает мама.

— Я для него никто! Словно беспроигрышный вариант, когда всегда есть куда вернуться. Жду его дома. Глотаю бездушные отмазки. А он развлекается на стороне!

Голос срывается, это признание вышибает дух.

— Я не понимаю, почему он не может сказать прямо: давай разъезжаться? Не хочет — я ведь его не держу! Но зачем так, мамочка? Он мне всю душу вымотал, сердце мое вырвал. И топчет, и топчет его! За что?!

— Зорь…

— Ты знаешь, как он на других смотрит? Жадно! С интересом! Оценивающе! Каждую женщину взглядом провожает! А у самого в глазах вечное обещание! И что с этим всем делать? Я его люблю до беспамятства. А сколько я его ждала? Он же для меня один-единственный! Никого мне больше не надо! А он шляется, как дворняжка, ни конца ни края этому нет!

Обессилено сажусь на стул, мои предплечья падают на стол. Утыкаясь в них лицом, я опускаю голову. Невозможно сдержать эмоции. Я плачу и плачу. И плачу. И плачу… навзрыд. Неудержимо. А слезы все не иссякают. Сколько же их во мне скопилось. Сколько же…

Мама ничего не говорит, просто гладит меня по спине и ждёт, когда же я наконец успокоюсь.

— Ты на работу сегодня едешь?

— Нет. Я начальству сказала, что поработаю сегодня из дома. Возражений не последовало, — отвечаю я. И нос забит. И глаза явно уже опухли. Представляю, какая я «красавица».

— Что планируешь делать?

— Я ушла, мам. Сил моих больше нет на его загулы смотреть. Пораньше встала, с ящиков всё выпотрошила. С вешалок одежду смела. Загрузила в машину и уехала.

— Так пойдём, сумки поднимем. Располагайся, Зоречка.

— Я принесу сама. Не волнуйся. Мне нужно немного отвлечься. Хотя бы так…я тебя не сильно стесню, мам? Хотя бы на время, чуть позже разберусь с жильем.

— Да заезжай, конечно, о чем разговор.

Она очень за меня переживает. В ее зрачках плещется сострадание и желание помочь. Да только вылечить мою душу мама не в состоянии.

А я смогу. Уйти и не горевать по нему. Пусть живет, как хочет. Уж лучше быть одной, чем страдать рядом с ним. С таким…

— Но он же скоро тебе телефон обрывать начнет, — морщится мама. — Ты готова?

— Готова.