Мне пришлось пройти через многое, но сейчас я уже не тот малолетний сопляк, который промышлял мелкими преступлениями и командовал наравне со старшими бандой озлобленных уличных деток. Теперь я принадлежу к одной довольно влиятельной группировке под лидерством матерого волка по прозвищу Опоссум, более того, я — один из немногих, с кем босс иногда предпочитает общаться лично. Не буду рассказывать, сколько мне пришлось сделать, чтобы завоевать расположение Опоссума — крови на мне, поверьте, скопилось приличное количество, Лерка даже как-то сказала с отвращением, что кровь жертв с лихвой покрывает отсутствие моей собственной. Это сестра зря… Бывает, мне приходится тяжко, очень тяжко — уже сейчас нет счета мелким шрамам на моем теле. И штопали меня, бывало…
Я с трудом влился в «коллектив» Опоссума, проявил жестокость и неслыханную выдержку, научился кое-чему из того, что не проходят в школе имени простых уличных шпанят. К самому боссу пробился не по счастливой случайности, а по собственному выработанному плану. Было в его «команде» несколько леваков, которые давно уже предпочитали работать на два фронта и с упоением сливали важную информацию конкуренту Опоссума — Мастеру. Эти несколько придурков стали для меня своего рода выигрышным билетом, потому что, когда я преподнес их своему новоявленному боссу чуть ли не на блюдечке, отношение ко мне в корне поменялось. Из никому не нужного пушечного мяса я перешел в ранг «надежных», но и это был не предел. Опоссум вскоре доверял мне даже больше, чем своим приближенным, и тем это, конечно, вовсе не пришлось по вкусу. Однако какой же болван станет лезть в самое пекло очертя голову только потому, что его что-то там не устраивает?
В общем, скоро ко мне привыкли. И если раньше я считал себя никчемным уличным отбросом, об которого не лень лишний раз вытереть ноги, то теперь начал думать, что чего-то, наверное, все же стою. Сам себе я уже не казался одиноким строптивым волчонком, для которого есть только одна цель в жизни — охранять сестру от себе подобных. Этому очень способствовал еще и тот факт, что мы с Леркой теперь жили в собственной, пусть и не шикарной, квартире.
Я делал все для того, чтобы моя сестра больше никогда не вернулась в грязный быт уличных отбросов, и она, как мне казалось, это прекрасно осознавала. Лерка была моей единственной защитой и опорой, моей жизнью — я посвятил сестре все свое существование, потому что больше ни для кого не смог бы это сделать. Те одноразовые девки, с которыми у меня время от времени вспыхивали короткие романчики, были для меня просто развлечением, среди них не было ни одной приличной девушки, которую я мог бы назвать своей единственной. И я начинал подозревать, что скоротечные интрижки, на все сто процентов состоящие только лишь из секса, без чувств — мой предел на протяжении всей жизни, потому что каждую я невольно сравнивал с Леркой и тут же разочаровывался.
Сестра всегда была для меня идеалом, самой лучшей и понимающей. Я был готов за нее порвать, загрызть, разорвать голыми руками, отдать свою жизнь, наконец. Потому что все время — с самого своего рождения — я знал лишь одно: я обязан ее беречь, потому что мы — я и Лерка, это все, что осталось от нашей семьи. Забивший на нас отец, который даже ни разу не побеспокоился о своих ненужных упеченных в детдом детях, конечно же, не в счет. Да что вообще говорить — я бы, не колеблясь, собственноручно пустил бы ему пулю в лоб, не за себя и свое несуществующее детство, а за Лерку. За то, что он, мразь, посмел ее оставить.
Мы вдвоем — семья. А это святое, черт побери все на свете. Семья — это то, за что каждый должен держаться руками и ногами, драться до последнего вдоха и последней капли крови, что бы ни происходило. Потому что без семьи мы никто, серая обыденная пыль на дороге. Она есть, но вместе с тем ее нет, потому что никому не придет в голову обращать внимание на… пыль. Ее слишком много, чтобы можно было рассмотреть каждую мизерную частичку. Невозможно.
Я и Лера. Мы семья. Мы однажды поклялись друг другу всегда быть вместе, это случилось еще в детстве, но я до сих пор помню, как будто все было вчера. Всегда рядом, надо мной даже друзья подшучивали, потому что им не приходило в голову так печься о младших сестренках. Помню, они вечно над ними подтрунивали и воевали за внимание родителей. Да так, наверное, происходит в каждой нормальной семье; в нашей же случилось то, что случилось. Ни о каком нормальном детстве речи не идет и идти не может. Мы с Леркой слишком рано оказались предоставлены сами себе. Нам пришлось с юных лет понять одну непреложную истину: ближе друг друга ни у одного из нас никого больше не будет, поэтому мы будем держаться вместе. Взявшись за руки, попытаемся устоять против сильного ветра, намеревающегося сломить и поставить на колени.