Да, многие реалии, попадавшие в орбиту демистификации поэта, ныне потеряли свою актуальность. Иные просто непонятны людям двадцатилетнего возраста и требуют комментария специалистов. Но не исчезло главное: то ощущение личной, я бы даже сказал, экзистенциальной свободы творчества, не поддающегося на лукавые приманки, создаваемые оплаченными манипуляторами, которые существуют в любой стране и в любое время. Вот почему мне особенно отрадно было ознакомиться со стихами поэтов, созданных в первые десятилетия нового века. Эти стихотворения – разные по тематике, уровню мастерства и способам художественной коммуникации с читателем – имеют общий знаменатель: глубокую искренность и потребность найти то единственное и неповторимое качество, которое отличает истинного поэта от производителя заказных стихотворений к определенному свыше официальному торжеству.
25 января лауреату Государственной премии СССР Владимиру Семеновичу Высоцкому исполнилось бы пятьдесят лет…
Появление Владимира Высоцкого на горизонте отечественной культуры было ярким и неожиданным. Помню, как в апреле 1965 года во время гастролей Театра на Таганке я увидел его впервые в спектакле «Герой нашего времени». При всей изысканности режиссуры работа оказалась преходящей и вскоре исчезла из репертуарной афиши. Да и роль драгунского капитана, которую играл Высоцкий, не оставила особого следа. Но уже в конце 65 года волна песен Высоцкого захлестнула нас. Потом были Галилео Галилей и Гамлет на сцене, великолепные работы в кино и, конечно же, незабываемые концерты певца.
Родившись в недрах авторской песни, поэзия Владимира Семеновича Высоцкого очень быстро переросла масштабы самодеятельного творчества, достигнув вершин подлинного мастерства и профессионализма. Магнитофонная культура сыграла роль пускового механизма поэзии Высоцкого, чем дальше, тем больше развивавшейся по собственным законам…
Истинная поэзия всегда приходит к читателю непредсказуемыми путями. Вспомним, как современники, восторгаясь остросюжетной тематикой Некрасова, укоризненно говорили, что поэзия в стихах его и не ночевала. А Маяковский? Даже люди, близкие к нему, объясняли успех его стихотворений… великолепной манерой декламации. При жизни стихи были на слуху, и только первое поколение читателей, пришедшее после смерти поэта, буквально училось воспринимать поэзию глазами.
Владимир Высоцкий замечательно пел свои стихи. Пение увлекало, и всем нам казалось тогда, что песни необычайно просты, а сам певец создает их в нашем присутствии. Оба представления оказались обманчивыми. За видимой импровизацией стоял многолетний труд, за кажущейся простотой – точно выверенная стихотворная конструкция.
Я часто задаю себе вопрос: что сделало поэзию Высоцкого столь популярной у разных людей, в разных социальных и возрастных группах? Скорее всего, узнаваемость жизненных ситуаций в его стихотворениях. Не отсюда ли после смерти у поэта появилось столько «приятелей»: этот летал с ним, другой вместе сидел под Магаданом? Истории такого рода рассказываются в поездах и очередях, в домах отдыха и больничных палатах. Количество их множится с каждым днем, обрастая новыми и новыми подробностями.
Одно из лучших стихотворений Высоцкого начинается строчкой: «Я никогда не верил в миражи». Это своеобразный ключ к его творчеству. Литература периода застоя в изобилии поставляла нам с вами «миражные» сюжеты, в которых реальные жизненные конфликты искусно подменялись слащавыми историями, где розовый цвет был не только господствующим, но единственным. Цель большинства стихотворений Высоцкого – снять с читателя розовые очки, высмеять его благодушие и окунуть в мир высших ценностей человеческого бытия.
При абсолютной простоте и понятности словесных образов поэзия Высоцкого построена на глобальных художественных обобщениях. Она органично произрастает из традиций русского и мирового искусства. Но никогда поэт рабски не воспроизводит ту или иную традицию. Встраиваясь в нее, он всякий раз отыскивает новый угол зрения, неизвестный кому-либо до момента создания стихотворения.
Не так давно по центральному телевидению две куклы талантливо разыграли сценку из произведения Высоцкого «Диалог у телевизора». Наблюдая за ней, видимо, многие зрители отдали должное мастерству, с которым одна фраза цепляется за другую, создавая впечатление полной непринужденности разговора между Ваней и Зиной. Однако такая непринужденность меньше всего связана с копированием простой житейской ситуации. Она целиком вытекает из внутренней природы диалога, названного по имени древнегреческого философа сократическим. Его особенность, описанная в свое время Гегелем, заключается в том, что внимание сосредоточивается не столько на конечном результате, сколько на процессе развертывания.