Я тебя сделаю!

— Как это не гуляем? Гуляем!!! — Оборжевский снова весело заржал. — Гуляем!

— А это что? — вдохновение ткнуло пальчиком в коробочку с диском.

— А это — так это то, что сложилось в компьютере, да никак не доставалось — в окно не пролезало. А потом вот что-то щелкнуло, и вдруг все досталось. Это книжки новые — тринадцать штук. Целый год сочинял! А теперь — гулять гулямбу!!!

Оборжевский зазвенел шпорами, заблестел эполетами, загремел ключами, распахнул дверь и бодро запрыгал по лестнице, нежно прижимая к себе вдохновение.

— Ну, куда идем гулять? — хохоча, спросил он.

Вдохновение обрадованно и с восхищением таращилось на Оборжевского:

— Пойдем куда-нить. Впрочем, давай сходим на Красную площадь, к Мавзолею.

— Зачем? — удивленно выпучил глаза Оборжевский.

— Да на Ленина погляжу, — захихикало вдохновение.

Конфета-Поэта

Она считала себя неудачницей. Роскошные мужские тапочки стояли на почетном месте, но надеть их было некому. Ее ветреный приходящий друг Роман любил шлепать по светлым полам босиком, а гостям случайным она тапки эти и не показывала.

Редкий гость Роман сорил фантиками, напевая: «Свежее дыхание облегчает понимание», закидывал в рот пару мятных горошин, она сразу вспоминала, что следует дальше в рекламном ролике, закрывала глаза и подставляла лицо для поцелуя, но он уже шуршал газетой в кресле и мурчал «сердце красавицы…». Она не роптала, она просто тихо грустила, наблюдая в телевизоре жаркие страсти сериалов, соглашаясь внутренне даже на семейные сцены, лишь бы семейные, а с ее ангельским терпением она и не допустит разладов в своей семье.

Роман прибегал разряженный, как принц на балу, и она зажмуривалась от радости, предвкушая театр или ресторан, но оказывалось, что ему некуда деваться полтора часа, а в восемь у их коллектива корпоративная вечеринка и он пока кофе попьет, — «Сделай, малыш, хорошо? Только некрепкий, и сахарку побольше, а я пока позвоню по делам».

Уже в тапках лежала и красивая зажигалка, которую она купила на Валентинов день и так и не отдала почему-то Роману. Зажигалка светилась изнутри космическим синим светом, и стоило ее взять в руки, начинала сверкать разноцветными огнями — просто волшебная зажигалка! Еще в тапках пряталось маленькое шоколадное сердечко в красном золотце — она не смогла пройти мимо такой красоты в супермаркете, и цапнула аж три коробочки сердечек, и вот последнее чуть не погибло в лапах сластены-Романа, который смолотил все три коробки в один присест.

А долгожданный «Золушка» все не объявлялся.

В один прекрасный день она хлопнула дверью. Нечаянно. Ворвался сквозняк и буквально вырвал дверь из рук и хлопнул ею громогласно.

«О! У нас скандал и хлопанье дверьми…» — подумала она печально и пошла гулять, лишь бы не сидеть в доме в одиночестве.

Во дворе было грязно и сыро — конец марта, и пусто. Только странноватое дитя возилось в луже с какой-то пакостью, видимо воображая, что это кораблик. Она подошла ближе и удивилась — упитанная деточка возила в ледяной воде большой зеленый бумажный кораблик, на котором уютно устроились две шпротки, и бормотала приятным совсем не детским баритоном:

«Из бухты-Барахты-вышли-две яхты-груженны-волосами-под-всеми-парусами…»

Она чуть не подпрыгнула от изумления. А деточка подняла лицо и оказалась круглолицым небритым господином средних лет, одетым в зеленую курточку, полосатую шапочку с кошачьими ушками и лыжные малиновые штаны. Он взглянул на нее круглыми Шмелевыми глазами и продолжал бормотать свою странную мантру, в которой она разобрала-таки слова, но смысл их был странный и загадочный:

Из бухты Барахты
Вышли две яхты,
Груженны волосами,
Под всеми парусами.
Завтра к середине дня
Будет грива у меня!
Куплю желтую расческу,
Гриве сделаю прическу,
Гриве пива предложу,
Рубль на гриву положу.
Пусть дивится вся родня,
Что за грива у меня!

Шпроты катались на кораблике, сверкая золотыми животиками, вода заливалась в кораблик, руки странного господина были сине-багровые от холода, а лицо — вдохновенным, как лица городских сумасшедших.

— Вы простудитесь, — пожалела она убогого, — когда в воде холодной долго возиться, насморк бывает.

Странный господин поднялся с корточек и оказался похожим на Винни-Пуха — невысокого росточка, круглый и небритый. «Смуглый, круглый и небритый. Дядя Киви получается» — улыбнулась она про себя.

— И не Гиви вовсе. Я Фей. Фей Хуан. Не путать с Доном Хуаном — я по другой части, я к барышням тоже неравнодушен, но без ихнего фанатизма, — толстячок пытался смотреть строго, но сделать каменное лицо из его мягких круглых щечек было сложно.

— Я волос себе заказал, — он кивнул в лужу, — к вечеру должны вырасти!

Он сдернул смешную детскую шапочку, и оказался круглоголовым лысым колобком, вернее сказать, голова его была так же небрита, как и круглые щеки.

Он потрогал щетину на макушке и довольно улыбнулся: