Я тебя получу

Ела машинально, не чувствуя вкуса. Голод притупился от острых переживаний, зато вопросы терзали душу. Это Рен уничтожал всех ее парней? Тихо, бесшумно, как призрачный морок. Или быстро и безжалостно, как шальная пуля?

У Марии были парни. Были отношения. Блеклые. Какие-то не такие, пустые. Мужчин будто ветром срывало, стоило дойти до чего-то серьезного.

И ни одного проклятого исключения. Она считала жалкой неудачницей себя, проклятой за какие-то неведомые грехи. Плакала, рыдала на кухне до дурноты, когда очередные отношения заканчивались. Извивалась от боли, точно муха с оторванными крыльями, одинокими ночами.

А все он, Рен? Не мог позволить другим касаться ее? Изводил их тихо, жестоко пугал? Рассказывал грубые небылицы или просто стоял мрачной тенью за ее спиной, и этого хватало? Как давно он следил за ней?

Мария украдкой смотрела в зеленые омуты и обжигалась, отводила взгляд, читая приговор. Рен не отпустит. Убьет за нее, выкрадет, найдет в другой жизни, сотрет память или вернет, пойдет на любое преступление, но не отпустит.

А она пока не помнила ничего. Знать еще не значило помнить.

Знать не значило ненавидеть. За все слезы, за сорванный голос, за боль, дробящую кости. Что он чувствовал, когда Истинная была с мужчинами? Ненавидел ли ее за то, что пусть недолго принадлежала им?

Аллирия оказалась не просто другим миром, а местом, где все жило иными понятиями, на запредельных скоростях.

Страсть, ненависть, смерть и любовь?

Право на любовь нужно было завоевать.

Выбраться из страшной ловушки, где она мешала целой стране одним своим существованием. Где у какой-то королевы скулы сводило от боли, что Мария смеялась, что была счастлива.

Что ж, этой королеве, наверняка высокомерной гадине, она проигрывать не собиралась.

Когда с едой было покончено, нашла силы взглянуть прямо в опасные для самообладания глаза Рена:

- Какой у нас план?

Мария ждала чего угодно, но не этого. Не шока, когда погружаешься в обжигающе ледяную воду с головой. Не голодной всепоглощающей жажды, что увидела в зелёных глазах.

Глазах Рена. Незнакомца. Ее незнакомца. Только ее.

Отъявленное сумасшествие. Безумие, сносящее преграды, как взбесившаяся несущаяся с адским грохотом лавина.

Дикое биение его сердца под несмелой рукой. Жар, сжигающий даже сквозь одежду.

Пьяное слепое счастье, пляшущее на битом стекле обреченности, и к демонам предрассудки!

Мария подалась навстречу, судорожно схватила Рена за плечи, вцепилась в его воротник, как в последнее спасение в море штормящей страсти.

Ее всю трясло, выгнулась, раскинувшись. Пульс рвал вены, стучал в ушах.

Сарафан задрался к поясу, мужские бедра прижимались тесно между её ног.

У них не было времени на ласки, не осталось проклятого времени даже вздохнуть, терзая губы друг друга с остервенелой жаждой, с дикой тоской после вековой разлуки.

Осталось лишь целоваться грубо и отчаянно, как в бреду, глядя в затуманенно-темные глаза, пытаясь нащупать молнию брюк. Чувствовать его руки, беспощадно сминающие бедра. Ласкающие с затаенной, почти запрещенной нежностью.

Содрогаться от наслаждения любить на самой грани небытия. Миг, еще миг, и за ней придут. Придут ее убивать.

Глухой стон, выпитый его губами. Всхлип.

Тёмные волосы Рена растрепались, пара мокрых прядей упала на лоб. Его трясло, и ее трясло, как в лихорадке, трясло от желания здесь и сейчас взять все, отдать...

- Рия...

Страстный охрипший голос. Безумный, взгляд, полный животной одержимости.

Одержимости ей, Марией.

Рамки взорвались. Сломались, смялись, разлетелись на миллионы осколков.

Осталась лишь одно желание, одна мысль. Пульсирующая в венах вместо крови - остаться с ним, сгореть в адском пламени, отдаться целиком.

Позволила сдвинуть трусики.

Ощущала его пальцы, неистово терзающие ее плоть на грани боли, сладкой боли, от которой по телу мурашки и электрические импульсы.

Прижалась, терлась, была полностью его. Только его. Выгибаясь, поддаваясь. Вминаясь.

Сорвалась. Отчаянно сорвалась в обжигающее море преступного блаженства, где были лишь пальцы и губы Рена, его бесконечные поцелуи и дерзкие сносящие разум движения.

Хрипела, позволяя... всё.

Мало. Хотелось больше. По-настоящему. Глубже. Не только пальцы, до судорог по всему телу, и если что-то сломается или разобьется — пусть.

Как остановиться, когда больно дышать друг без друга? Когда сердце ухает в безумной петле русских горок и тотчас взмывает вверх, а тело вдавлено перегрузкой, распято сладкой тяжестью?

Когда только разрубить, выдрать с мясом, остановить несущийся поезд на полном ходу.

Когда боль от невыносимой жажды скручивает живот, а руки дрожат.

Не поверила, услышав.

- Не здесь... Рия, не здесь...

Рен  резко отстранился, и Марии страшно было увидеть слепящую муку, исказившую его идеальное лицо. Удовлетворив ее, пусть немного, сам остался голодным...

Он быстро поднялся и вышел, а Мария осталась растрепанная, растерянная оправлять одежду, приглаживать волосы непослушными пальцами, безуспешно стараясь срочно забыть, какая убийственно горячая у Рена кожа. Сердце билось, как гулкий барабан.

Чистый адреналин.