Я тебе не верю

Он как будто заставляет усомниться в каждом моем слове, в собственных памяти. Как так? Я же не вру, не выдумываю, так зачем испытывать меня? Зачем заставлять пережить это снова и снова?

— Продолжай, что было дальше? — не обращает внимания на мой вопрос капитан.

— Дальше… — я закрыла на секунду глаза, меня все еще трясёт. — Дальше обернулась, и он был там.

— Убийца?

— Волк, — после этой фразы капитан уже третий раз посмеивается надо мной.

Он улыбнулся, и потер глаза. Судя по всему его подняли и разбудили среди ночи, и он мягко говоря этому не доволен.

— Где ты видела посредине города волков? Если они и водятся, так только в лесу. Хватит сочинять! Рассказывай, как было! — крикнул он, и ударил по столу кулаком.

— Я не сочиняю! — тоже закричала, но не от злости, а от бессилия. — Вы нашли её тело?

— Вот в этом дело, что нет! — капитан достал с нагрудного кармана сигареты, и закурил.

— Как нет? — с начала с недоверием спросила, а затем уверенно закричала. — Она же была там!

— Патрульные осматривают дворы и улицы, но нет никаких следов, — он выдохнул дым мне в лицо. — И сколько ты выпила в клубе?

— Что? — растерянно даже не сразу поняла о чем он говорит.

— Или дряни какой-то обкурилась? Вы же, детки, считаете, что достаточно взрослы что бы пичкать свое тело всякой дранью! — его голос перешел на крик, резко встал. — В клубе выдели, как ты подралась с каким-то своим дружком. Наверное, решила отомстить ему и придумала всякую ерунду! Девушку, пропавшую еще приплела, потому что повсюду плакаты весят?! Порезала себя для большей правдоподобности, да? Как таких, как ты, вообще земля носит?! Отвечай, когда с тобой взрослые разговаривают!

Что вообще это такое? Почему этот человек может говорить обо мне такое?! Я же не ребенок, мне уже двадцать лет. Он схватил меня за капюшон, и поднял со стула. Бедный капюшон оторвался и его выбросили на пол допросной.

— Отвечай, когда к тебе обращаются, пьянь!

Пьянь? Но я не пила! Разве что тот бокальчик…

— Я выпила только один бокал текилы, а тот парень, — судорожно вздохнула, только бы не расплакаться, — он просто придирок.

— А с шеей, что тогда? — засмеялся противно капитан.

Как же его там звать, как всегда, плохо запоминаю имена. Не могу рассмотреть бейджик, как бы не пыталась, слезы и страх не дают.

— Случайность, — шепчу, рефлекторно закрывая шею рукой.

— Конечно, а парень, который сделал тебе такое милое украшение, — кивает на мою шею, — случайно не с фамилией Дмитров?

Он с самого начала знал, кто меня пытался задушить. И чего он тогда добывается? Вместо того, чтобы искать реального убийцу, наверное, решил «нагнуть» местную элиту? Да уж, наша милиция нас бережет!

— Чего вы от меня хотите? — опасливо смотрю на милиционера не скрывая своей неприязни.

— Что бы ты рассказала правду! — довольно улыбнулся он, словно я наконец говорю что ему хочется услышать.

— Я уже рассказала ее вам, — стараюсь спокойно говорить насколько позволяет ситуация. — Теперь я могу идти?

— Так значит, не хочешь сотрудничать? — фраза как из сериала, дальше обычно по сюжету шло избиение.

Глаза милиционера нехорошо прищурились, а липкий взгляд прошелся по мне, заставляя отшатнутся назад. Мимо воли пытаюсь вспомнить, были ли еще люди в отделении кроме вот этого и как далеко они отсюда могут находиться.

— Капитан, — в комнату вдруг зашел другой милицейский и невольно заставил меня облегченно вздохнуть.

Мужчина пожилого возраста, который первый нашел меня. Со всех милиционеров, он показался мне, больше всего адекватным.

— Что такое? — не обрадовался его приходу капитан.

— Автобусная остановка на Ленинской улице, все стеклянные витрины уничтожены, и рядом много крови.

— И что?

— Как говорила девчонка, — объяснил еще раз лейтенант.

— Ну и что? — все не успокаивается капитан. — Может она и разбила и кровь её.

— Может отпустим девушку? — заступился за меня лейтенант. — Посмотрите на нее, ей надо в больницу.

— В камеру её до утра посади, придет главный, и пусть решает, что с ней делать, — отмахнулся капитан от меня.

— Пойдем, — тут же вывел меня лейтенант с комнаты.

* * *

Как и думала в камере еще хуже, чем в допросной комнате. Она напротив главного входа в участок, тут еще и холодно. Из правой руки, которой засадила волку в нос осколком, течет кровь и капает на грязный пол. С лица тоже текла кровь, но сейчас я уже размазала её с грязью и потом. Плечо не дает поднять руку вверх и в сторону, но, на удивление, боли не чувствую, как и холода. Как же я поняла, что в камере холодно? Просто два бомжа с которыми делю камеру, съежились на скамье, накрывшись газетой.

— Девочка, — от голоса лейтенанта невольно вздрогнула.

Он вышел с дежурки с небольшим чемоданчиком на котором нарисован большой красный крест. Аптечку принёс, хотя здесь скорую надо вызывать, со мной явно все очень плохо. Даже дышу как-то странно, сдавленно.

— Давай обработаю твои раны, — засуетился мужчина, он достал вату и какой-то пузырь.