Я так тебя ждала

Я переучился на акушера-гинеколога. Теперь я и хирург, и акушер-гинеколог. Образование образца этой страны позволяет совмещать. Я могу проводить операции разного рода, связанные вообще с хирургией и с гинекологией. Поэтому меня так ценят в мире медицины — я уникальный хирург.

Мне хотелось спасать женщин и детей, хотя бы тех, у кого есть на это шанс…

Так сказать, замолить грехи прошлого.

Возможно, если бы я сам оперировал тогда свою жену, мне бы удалось спасти хотя бы ребенка. Не могу до сих пор не думать об этом… Только я и сам был не в лучшем состоянии после аварии, да и прошлое изменить еще никому дано не было.

Почему-то мне очень хотелось ей помочь. Чтобы она поняла, что жизнь продолжается, и даже самые не положительные диагнозы иногда побеждает любовь и желание иметь детей. Да, после удара в машине по спине и последствий аварии у нее могут быть трудности с репродуктивной функцией… Но всегда есть место чуду. От нее самой, от ее желания, от мужчины, который будет пытаться оплодотворить ее яйцеклетки, очень многое зависит. Иногда медицина бессильна перед желанием стать родителями… В крайнем случае, существует ЭКО, если естественным путем забеременеть у нее не получится. Только организму явно нужно будет восстановиться и отдохнуть, возможно, пару лет. Пока что ничего хорошего по поводу возможности иметь детей у меня для Лады нет…

Мои мысли прервал звонок телефона.

— Да, — принял я вызов.

— Привет, пап, — услышал я голос моего ребенка.

— Привет, Эля, — ответил я ей. — Ты чего звонишь? Я же на работе. Помнишь? Все вопросы ты можешь задать Нине.

— Помню, пап. Я соскучилась просто!

Элли, как ее назвала мама, уже почти неделю в сад не ходит — простудилась. Но здоровье ее почти полностью восстановилось, и ребенку стало просто скучно дома с няней.

— Да моя ты зайка, — улыбнулся я. Все-таки ценнее и приятнее любви детей ничего на свете нет. А главное, искреннее. — Мне надо работать, милая.

— А когда ты вернешься домой?

— Вечером, как обычно… Ты будешь уже спать.

— Ну, как всегда… — расстроился ребенок. Я почти слышал, как она надула свои губки. Такие же, как и у ее мамы.

— А что поделать? — задал я риторический вопрос. — Всем взрослым надо работать. А я врач, мне надо спасать людей. Они болеют каждый день. Ты же хочешь, чтобы другие малыши поправились?

— Конечно, хочу! Болеть — плохо.

— Вот видишь какая ты умница, — сказал я. — Все понимаешь. Нельзя думать только о себе. Надо помогать другим. Выходной у меня будет завтра.

— И ты не пойдешь на работу?

— Нет, не пойду, — ответил я и решил, что в этот день действительно никуда не пойду. В последнее время в самом деле утонул в работе, а ребенку внимания почти не уделяю. Так не пойдет дело. Надо восстанавливать репутацию в глазах дочери. — Мы проведем весь день вместе. Хочешь?

— Да! Хочу, пап!

— А куда пойдем?

— Не знаю! Придумаем. Главное, с тобой, а куда — неважно.

Я рассмеялся. И то правда! Какая разница куда идти, если вместе весело везде? Устами ребенка глаголет истина.

— Тогда решим завтра, — сказал я ей. — Эленок, я все-таки работать. Не скучай, я привезу тебе пиццу.

— Договорились! — тут же купилась на вкусную пиццу она. — Тогда пока!

5

Я отложил телефон и снова вернулся к карте Воронцовой. Вроде бы все и так уже изучил о ее состоянии, но словно хотел убедиться, что ничего не пропустил.

Потом отложил карту и устало потер переносицу.

Как же ей обо всем этом сказать? Девчонка еще половины проблем со своим здоровьем не знает.

Решил налить себе кофе. Случайно рассыпал сахар…

— Черт еще…

— Давай уберу, — услышал я позади женский голос, а потом ощутил, как меня обняли за плечи.

— А, это ты, — обернулся я.

— А кто еще тебя обнимает? — изогнула одну бровь Стелла, врач-терапевт.

— Никто, — пожал я плечами и мягко убрал ее руки. — Надо все-таки убраться здесь…

Я нашел щетку и аккуратно смел все сам. Затем вернулся к кофе.

— Будешь?

— Не-а, — покачала она головой, улыбаясь своими полными губами. — Я заварную бурду не пью, ты же знаешь.

— Как хочешь, — снова пожал я плечами и налил в чашку кипятка.

— Как ты пьешь эту гадость, Старков? — спросила она, с презрением глядя на чашку, которую я понес к столу обратно.

— Ртом.

— Понятно, что не пяткой, — фыркнула она.

— Тебе положено знать по роду профессии, как люди кофе пьют.

— Ой, дурак… — еще громче фыркнула Стелла и закатила глаза. — Я же не об этом. Вкус.

— Вкус — есть, — ответил я и отпил из чашки. — Хороший вкус.

— Бе, — сморщилась она. — Лучше пойдем в обед сходим в кафе, и там кофе попьем нормального.

— Пойдем, — отозвался я, ставя чашку на стол.

— Только не говори опять, что у тебя нашлись дела, и ты не поедешь перед самым началом обеденного времени.

— И такое может быть, — поднял я на нее глаза. — Ты же сама понимаешь, что наше отделение — не ваша терапия, где можно спокойно уйти на обед. Пациенты не спрашивают нас, когда им начать умирать или рожать и ждать окончания обеда не будут.

— Да знаю, знаю, — кивнула она. — Ты — светило медицины, и очень нужен сотням жизней.

— А я попросил бы без сарказма, — поднял я брови.