Я так хочу

Он попытался провести ревизию. Перебирал в уме древние кассетные записи, которые не могли стать хитами. Пачки нот, к которым хотел вернуться. Тетрадки со стихами, которые никому не читал. Первые афиши и две газетных вырезки с интервью. На дне рюкзака лежали не вскрытые письма отца к Марии и фотографии, где родители выглядели счастливыми. Хотя уже в девять Кит знал обо всем. И сколько ни дроби костяшки о стены, челюсти, инструменты и зеркала, сколько ни рычи и ни кусайся, сколько ни кричи в толпу, давя слезы под кадыком – ложь всегда только ложь.

Кит мог перечислить все значки и нашивки на потрёпанном рюкзаке, а вот останки парня, который в нем хранился, едва помнил. Что любил? Чего хотел? Все файлы стёрты. Осталась смутная уверенность, что у него было лицо, а не грим. Он смеялся редко, но громко, и говорил отстойную фигню без суфлёра.

Кит бежал от него как от чумы, пока не упразднил. Какая насмешка, что на пике карьеры он выпростал костлявую клешню и приветливо помахал из конверта, подписанного аккуратным почерком друга. Бывшего друга. Романтичный Стюарт прощался с иллюзиями дольше всех. Не желал видеть очевидного, и Кит показал ему.

Две капли пота скатились по виску. Кит сдёрнул бабочку, расстегнул воротники рубашки и отложил ключ на соседнее кресло. Он заставил себя взглянуть на пародию будущего.

Погнутое ржавое кольцо.

Для него самое то. Хотел вызывать в памяти девичий образ? Нет. Но этого не требовалось. Она просто есть. Расстояние – лучшее, что он мог сделать.

Кит смотрел на тускло мерцающий в полумраке металл, и чувствовал на ладони холодные пальцы, вокруг маленького ногтя на мизинце никогда не заживала заусеница, хозяйка постоянно дёргала её. Она нервничала и заставляла нервничать его. В его "битой" системе координат отсутствовали нужные ориентиры. На его карте не было места подобным чувствам. Они требовали того, чего нет. Печальные серо-голубые глаза обостряли его уродство. Кит боялся сделать хуже. Старался ничего не делать, не шевелиться, не дышать. Прятал оскал и знал, рано или поздно оттяпает кормящую руку. От напряжения сводило кости черепа, он хотел избавиться от разлада и добился цели. Всегда добивался. Любой ценой. Задушить себя снова, едва ли труднее чем в первый раз.

Он обращался с женой как с бабушкой. Две незнакомые друг другу женщины каким-то образом разглядели его отсутствующее дно. Но для них это не имело значения.

Свесив голову, Кит осторожно обводил пальцем шершавый металл.

Что есть любовь? Лишь монетизируемые строчки песен. Эта абстракция – религия свободных. Как смотреть во всё понимающие глаза и говорить "я люблю" если твоё "я" – погнутый ключ в полфаланги?

Кулак дотошным метроном постукивал в солнечное сплетение. Там подвывал сквозняк, монотонно хлопал дверью. Некого впустить и некого выпустить. Его дверь давно никуда не вела.

Зеркало заднего вида отразило вздёрнутую судорогой губу. Кулак развернулся ладонью, прикрыть глаза. Но Кит заставил руку опуститься и не отвёл взгляд. Смотрел и видел. Не артрит сожрал его кости – он сам сожрал себя. Освоил наивысшее мастерство. Достиг конечной цели.

Сдерживаемая мощь шестисот семидесяти лошадиных сил отозвалась созвучным утробным рыком. Ступня перестала причинять боль, плавно вдавила педаль акселератора. Кит тенью проскользнул по затихшим улицам и выехал из города в сторону Ниццы.

Ночь, посечённая искрами, растянула над Провансом звёздный купол. Двухместное спортивное купе прижалось к белоснежной разделительной полосе, капот бесшумно всасывал шоссе. Слева на дорожное полотно наступали горные массивы, сталкивали в пенистые воды. Кит чувствовал давление воздуха на изогнутых боках автомобиля.

Он открыл окна. Тёплый, солено-сладкий ветер взъерошил аккуратно уложенные волосы, бросил пряди на лоб. Стрелка спидометра уверенно подползала к краю.

Кит смотрел вперёд, но видел десять футов асфальта в свете фар. Перед глазами стояла серо-зелёная афиша. Он завис в бесконечном прыжке между несбыточным и бывшим. Теперь не просто забыл – теперь не знал куда ехать. Беспомощный как марионетка. Лишился спасительных верёвочек и скис. Осталась ведущая в никуда дорога, скорость и адреналин. Последний выручал, когда омерзение к себе достигало верхних пределов. Вся жизнь свелась к жалкому комиксу, где герой бессмысленно гонится за очередной дозой адреналина.

Дерьмовый сюжет. Дерьмовый режиссёр.

Кит вжимал ногу в педаль нежно, мягко, до упора. Ветер свистел в ушах, но скорости не хватало. Адреналин не действовал. Кит поднёс ладонь к мокрой щеке. Что это – слёзы? Провёл недоверчивыми пальцами по влажным ресницам. Дышалось свободнее, грудь избавилась от гнёта, головная боль отпустила. Сознание омыла свежая волна и снесла заскорузлую грязь с лобового стекла. Все стало кристально чётким.

Кончики губ самовольно потянулись к вискам, отыскав позабытый путь. Кит облегчённо выдохнул. Он понял, какой будет последняя сцена. Эгоистичная. Для самого себя.