Если она каким-то образом возродилась из небытия, это будет новым началом для нас – началом, не запятнанным убийствами и колдовством, свободным от соперников и старых печалей. Очень, очень редко в своей долгой жизни я бывал растроган до слез и никогда не давал им волю. С момента моего превращения много лет назад я думал, что разучился плакать. Но теперь в глазах у меня вдруг защипало и взор мой затуманился. Я спрятал лицо в ладонях и, хотя их имена могли сжечь мой язык, готов был читать тысячи молитв благодарности богам за то, что они послали на землю ее душу еще раз.
Я поднял глаза и улыбнулся ей. Она неуверенно улыбнулась мне в ответ.
Это было началом.
Но я не успел ничего добавить к сказанному мною. Вернулся Улрич. Татьяна – ибо отныне я именно так буду звать ее – опять вздрогнула, выпрямилась и отшатнулась от него, как ребенок, застуканный рядом с банкой с вареньем. Он заметил это, но не стал делать ей замечания. Он отодвинулся в сторону и вошел второй человек. Меня коротко представили брату Григору.
Его небесного цвета одеяние показалось мне знакомым, но в те времена, когда леди Илона управляла делами, этому субъекту не позволили бы даже чистить горшки на кухне. Он был молодой и энергичный, но очень грязный, с длинной нечесаной бородой и спутанными сальными волосами. Его одежда давно превратилась в лохмотья, покрытые жирными пятнами; на ногах вместо более уместной в такую холодную погоду пары сапог болтались сандалии. Это указывало на то, что он принадлежал к одной из самых фанатичных религиозных ветвей церкви Илоны. Их много развелось за последний десятилетия со дня закрытия границ, и они потеснили своих более скромных духовных братьев, играя на людских страхах. Мало кто из них обладал сильной верой, а значит – силой, в основном они верили в себя. Трудно было понять, какая из этих двух крайностей опаснее. Из уважения к памяти об Илоне я чувствовал нечто, похожее на жалость к тем, кто пустился в ту или иную религию ради совершенствования своей души.
И только из уважения к ней я приподнялся и поклонился этому священнику.
– Вам следует сидеть и отдыхать, лорд Василий, – сказал он. – Вы очень бледны.
Это я знал и без него и не собирался заострять их внимание на цвете моего лица.
– Благодарю, брат, но мне уже лучше. У меня случались подобные… припадки и раньше. Мой лекарь считает их довольно неприятными, но абсолютно неопасными для других. Кружка воды – все, в чем я нуждался, и Марина была так добра, что напоила меня.
Я кивнул ей и она поняла, что ей не следует рассказывать о том, что в действительности произошло между нами.
– Вы должны заглянуть в госпиталь при нашей церкви, чтобы пройти обследование, – продолжал он, чтобы хоть как-то оправдать свое ненужное присутствие.
Представив набитую мухами и такую же грязную, как и он сам, больницу, я вовсе не загорелся желанием воспользоваться его приглашением. Но не успел я ответить отказом, а он уже начал беглый осмотр.
Его рука легла на незащищенную кожу моего лба и обожгла меня.
Она была такой горячей. Огненной.
Я затрясся и дернулся назад.
– Нет, не надо!
– В чем дело? – удивился он.
Я выдал первую ложь, которая пришла мне на ум:
– Извините меня, брат Григор, но давным-давно меня ранили в голову. Любое внезапное движение вроде вашего… – Я пожал плечами, всем своим видом показывая, что прошу у него прощения за свою «слабость».
Улрич отступил немного назад, а Григор принялся выражать соболезнования по поводу того, что насколько же крепко потрепала меня жизнь. Старое ранение в голову прекрасно объясняло мои странности. Пусть уж считают меня чудаковатым, чем докопаются до правды; а для меня будет намного лучше, если я поскорее уберусь отсюда, пока этот святой юноша не дотронулся до меня опять. Он был истинным верующим и, пока он не начал замечать ничего необычного, я должен был держаться от него на расстоянии.
Я передал ему золотой слиток (не дотрагиваясь до него) как пожертвование его церкви и дал им недвусмысленно понять, что хочу уйти. Улрич несмело предложил мне остаться на ночь, но я любезно отказался. Он, похоже, обрадовался. Это все расставило по своим местам.
– Но как же книги, ваша светлость? – спросил он.
Я бросил ему тяжелый мешочек с золотыми монетами.
– Это только малая часть твоей награды. Завтра я вернусь с остальным. Твой старый сундук стал собственностью лорда Страда. Если тебе дорога твоя жизнь, береги его, как зеницу ока.
Он не пропустил мои слова мимо ушей. Я понял это по тому, с каким беспокойством он посмотрел на мою покупку.
Прежде, чем повернуться к двери, я, избегая Улрича и Грегора, взглянул на Татьяну.
«Жди меня», – мысленно приказал я ей.