Я Страд

Мои глаза застилали слезы, накопившиеся во мне за долгие, долгие годы. Высоко, высоко надо мной сверкали и танцевали звезды, издеваясь над моими страданиями. И в то время, как я лежал, рыдая, опустошенный, шокированный, ко мне осторожно приблизился Улрич. Я не замечал его, пока он не заговорил со мной.

- Григор сказал, что это был ты, - пробормотал он.

Его одежда спереди была забрызгана ее - нашей - кровью. Она покрывала кисти его рук; одна из них все еще судорожно сжимала большущий деревянный молоток. От красных пятен на нем на морозе шел пар.

- Как ты посмел? - спросил он. - Как ты посмел взять молодую девушку и испачкать ее своей мерзостью?

Слезы мои высохли. Мысли о смерти резко покинули мою голову.

- Но все, конец. Я спас ее от тебя. Лучше умереть вот так, с душой,

очищенной и готовой к встрече с богом, чем идти по земле под твоим

проклятьем.

Мне казалось, что его мускулистая фигура на фоне темного неба обведена

алой краской. Он шлепнулся на колени рядом со мной.

- Но ты, ты сгинешь навечно...

Он извлек откуда-то палку... и занес ее надо мной.

Я перехватил его руку. Он сделал попытку освободиться, но не смог, и

достал свой молоток, чтобы проломить мне череп, но я отбил его кулаком, и мы покатились по земле, визжа и рыча. Смерть Татьяны оглушила меня и лишила сил. Он был крепкий мужчина в полном расцвете сил, подгоняемый жаждой возмездия и страхом за свою жизнь. Мы друг друга стоили.

Однако я... у меня ничего не осталось. Ничего. Ее больше нет. И этот урод убил ее. В своей ярости я черпал энергию, чтобы бороться с ним.

Я вырвал палку у него из рук.

Он царапал мое лицо, мою шею, как лев.

Я всадил эту штуковину ему в бок. Выдрал ее. Ударил снова. И опять. Скорчившись от боли, он упал в слякоть, крича, как кричала она. Я пополз к нему. Проткнул его ногу палкой. Проткнул насквозь. Он завопил, и выгнулся дугой, и принялся молить о пощаде, и свпомнил всех своих богов, когда я обрушился на него ревущим смерчем из ада.

Но все кончилось слишком быстро.

Чересчур быстро для наказания за его ужасное преступление.

Его кровь тянулась красной дорожкой из одного угла сада в другой, но все это не заняло много времени. Он не страдал, как страдала она. Его мучения нельзя сравнить с моими.

Я взглянул на его искалеченный труп с невыразимым отвращением.

Мертв, конец его страданиям.

А я... передо мной маячила вечность, бесконечная вереница ночей, каждая из которых будет напоминать о невосполнимой утрате.

Прошло полвека и я приучил себя к боли и скорби. Но вот она вернулась ко мне... и все эти годы слетели с моей души, как будто они мне приснились, и рай блеснул впереди, а потом...

...я снова потерял ее.

Это было невыносимо. Охваченный отчаянием, я валялся в грязи, дав волю своему горю, не в силах остановиться.

* * *

Медленно встав на ноги, я направился к дому. Я был так потрясен, что даже

не подумал изменить форму своего тела. Я толкнул дверь и поплелся через холл к ее комнате.

Страый слуга растянулся на полу около порога. Смерть коснулась его

бледного лица, его слабое сердце еле билось. Не обращая на него внимания, я собрался с духом и подошел к ее постели.

- Нет ее, - пробормотал он.

Да.

Я смотрел на комнату, на единственную горящую свечку, на кровь, стекающую со стен на одеяло... и на пустую кровать.

На взбитых простынях остался отпечаток ее предсмертной агонии. Ее не было. Что этот безжалостный мясник сделал с ней?

Я сгреб старика в охапку.

- Где она?

Его дряблые веки приоткрылись, но взор блуждал где-то далеко.

- Бедная Марина. Бедное дитя.

- Где?

Он, похоже, не слышал и не видел меня.

- Такая красивая. Такая добрая...

- Где?

Он вздрогнул и поглядел на меня.

- Туман унес ее, - прохныкал он. - Заполнил комнату и... унес ее. Туман.

Это были его последние слова. Он вздохнул и больше не шевелился.

ГЛАВА 9.

Двенадцатое полнолуние, 720

Наступило время зимнего солнцестояния, время завершения старых дел и начала новых, время обновления и смерти.

Самая длинная ночь в году.

Без солнца, луны или звезд, не имея другой возможности мерять часы, крме

как считать удары моего сердца, я все равно чувствовал приближение полуночи. Это важный, поворотный момент в году, когда тьма наиболее могущественна, а рассвет - очень далек. Власть мрака не уравновешена светом и не уступает ему по силе, как во время летнего солнцестояния; преимущество в их борьбе однозначно на стороне теней.

По отношению к магии эта ночь имеет огромное значение для всевозможных волшебных экспериментов, но вместо того, чтобы заняться совершенствованием свего мастерства, я сидел в библиотеке и глядел на портрет Татьяны.