Я — Степан Разин

— Расставил на стенах пушки, определил к ним пушечный запас, назначил стрельцов, чтобы за всё отвечали. Каждый день со своим немчином и братом Михаилом ходят по стенам — проверяют.

— Пусть проверяют.

— Приказал завалить камнями все городские ворота изнутри, чтобы никто не посмел их отворить твоим людям, батюшка!

— Придётся не через красный ход войти, — Василий Ус задумчиво покрутил свои пушистые чёрные усы.

— Митрополит Иосиф помог воеводе стрельцам жалование выплатить.

— Вот как?! — хмурюсь я. Задобрит воевода стрельцов, не взять нам города. — И что ж теперь стрельцы?

— Недовольных осталось много, — говорит стрелец. — В городе ходят твои грамотки, люди их читают и говорят: «Когда же наш батюшка придёт, поквитается с нашими обидчиками?!» По городу шастают боярские служки — чуть что, хватают и волокут в Приказную избу, бьют батогами, кидают в яму! — стрелец неожиданно скинул с себя кафтан и показал обнажённую, исчёрканную вздувшимися, лиловыми полосами спину. — Вот, батюшка, батогами попотчевали за то, что хранил твоё письмо! — стрелец вдруг улыбнулся и признался: — Письмо твоё хранил, да кто-то донёс сотнику — ещё дёшево отделался!

Я обнял стрельца:

— Ничего, Иван, Петров сын, скоро мы за всё спросим со всех обидчиков! Значит, ждут нас люди?!

— Да, заждались уж!

— Василий, определи его в сотню, да найди ему лекаря — пусть отец Феодосий его посмотрит. И ещё, — я подмигнул своим атаманам, — в ворота соваться нам нечего, так что скажите казакам, чтобы вязали лестницы. И ещё! — мой голос стал злым. — Вокруг сады. Посадские жалуются, что казаки рубят деревья, трясут яблоки. Зовут нас, ждут, кормят оглоедов! Они такие же, как и вы… Прознаю про то ещё раз — посажу виновных в реку! Так и передайте казакам!

Вновь заговорил беглый стрелец:

— Вчера митрополит крестный ход устроил с хоругвями, образами святыми, вторил молитвы возле ворот, кропил их святой водой.

— Всё одно то воеводе не поможет! — рассмеялся Василий. — Бог теперича тож на нашей стороне — на реке стоят струги патриарха Никона и царевича.

Это была моя хитрость — мол, поднялись не только казаки и голь перекатная, но и высшее духовенство, и даже государёв сын. Похожего, со слов других, на патриарха Никона монаха я держал на струге в украшенной золотом ризе. То же сделал и с царевичем — выбрал на его роль молодого татарина, сына мурзы, и посадил на струг, переодев казаков в рындиков с золотыми топориками и украсил струг алым бархатом и золотом. Охране и доверенным людям наказал никого близко к стругам не подпускать.

— Воевода — не дурак, затопил солончаки с восточной стороны — теперь болото подходит до самых стен Земляного города. Здесь он нас опередил стены теперь не взять.

— Это ему Бутлер посоветовал, — отозвался стрелец.

— Ничего, основной удар нанесём через виноградники и сады. Они скроют людей и со стен ничего не увидят. Пойдём ночью к южной стене — там нас будут ждать, помогут перелезть через стены. Василий, ты возьмёшь Гаврилова и Ивана Ляха — пошумите возле Вознесенских ворот, попугайте воеводу — пусть он думает, что мы на штурм идём…

* * *

Так и случилось — Ус шумел возле вознесенских ворот и воевода с перепугу стянул туда все свои силы. Я же с большей частью казаков и стрельцов проник в южную часть города через сады — со стен уже были спущены для казаков лестницы и верёвки. За стенами ждали люди, чтобы указать ближний путь по городу к Вознесенским воротам, чтобы успеть придти на помощь Василию. Быстро взяли Белый город — лишь пару раз пальнули пушки да пошумели тезики-купцы. Казаки вмиг захватили стены. Вниз полетели те, кто оказывал сопротивление, а основная масса стрельцов переходила на сторону казаков. Уже близко Вознесенские ворота, со стороны которых раздаются крики. Иноземные капитаны Бутлер и Бейли пытаются отбить атаку Василия Уса, а мы в это время бьём их в спину. Сопротивление гаснет. Быстро разбирают камни у ворот, которые трещат и, наконец, распахиваются. Конные и пешие казаки с гиканьем и свистом врываются в город.

— Астрахань наша! — кричу я в ночь.

— Ур-р-ра-а!!! — подхватывают стоящие рядом казаки и стрельцы.

— Черноярец, пали из пушек пять раз — город взят! Казаки! — я на мгновение замолкаю и осматриваюсь — все возбуждены и веселы, в глазах отражаются блики факелов. — Воздадим боярам по заслугам!

— Веди нас, батька!!!

Стрельба и звон сабель не смолкали до самого утра. Раненый воевода скрылся за стенами собора. Бутлер и Бейли погибли под стенами Вознесенских ворот. Отчаянно сражались наёмники Видерса — им терять было уже нечего и они забаррикадировали двери, успев засесть в одной из крепостных башен. Иван Лях поджёг её и, взяв приступом, ворвался с казаками внутрь. Пленных он не брал.

— Батька, воевода в соборе — двери заперты! — кричал лихой казак Чертёнок.

— Мишка, пусть тащат пушку!

Пушку установили напротив дверей.

— Врёшь, собака — не уйдёшь! — смеялся я. — Забивай ядро! Пали!

Пушечное ядро выбило двери. Образовавшийся проход заволокло пылью и дымом, и я бросился вперёд.

— Прозоровский! Иван Семёнович! — звал я воеводу.